– Ну хорошо. Пусть будет множественное, – сказал я. – Просто для меня это термин, которым можно его называть. Я и без того знаю, что он необычайно умен и изобретателен.

– Но значение этого термина значительно шире… – начала было она и умолкла.

– Тебе нельзя говорить об этом? – догадался я. Она кивнула. – Я понял. Не расстраивайся, дорогая. – Я стиснул ее в объятиях. – А как они наблюдают за Адамом? Способны ли они оценить, насколько хорошо он справляется со своими обязанностями?

– Мы думаем, что они делают выводы на основе тех разрушений, которые мы вызываем, проходя сквозь время и его историю, – сказала она. – По всей видимости, у них нет возможности наблюдать за самим Адамом непосредственно. Если только ты и твои клоны специально с этой целью ими не засланы…

– Ты это себе окончательно в голову вбила, да? – Я покачал головой.

– Послушай, а не опасно ли то, что он шныряет туда‑сюда по временной оси и перекраивает историю по своему вкусу? Так ведь вам в вашем далеком будущем недолго и в тыквы превратиться!

Она рассмеялась и сказала:

– Ну что ты, Вселенной это вреда не причинит. Она достаточно велика и способна вобрать, поглотить и скомпенсировать все. А ваша история – на самом деле всего лишь небольшой эпизод ее существования. И эпизод этот никогда не сможет стать настолько значительным, чтобы повлиять на развитие всей Вселенной. Однако в будущем кто‑то, пристально этот эпизод изучая, сможет, видимо, сделать кое‑какие догадки насчет того, как развивались «божественные».

– Но это будут всего лишь догадки, да и то весьма, как мне кажется, смутные. Ведь природа данного явления исключительно самобытна.

– Да, это, пожалуй, правда. – И она улыбнулась.

– Значит, я прав?

– Я этого не говорила.

– А тебе и не нужно говорить! Хотя мне и эчень интересно почему?

– А ты подумай.

– Хочешь их обмануть?

– Возможно.

– Ясно! Ты хочешь, чтобы они недооценивали – точнее, оценивали неправильно действия :воего «божественного» Адама, поскольку он сей‑[ час готовит что‑то такое, что ни в коем случае не 'должно стать им известно, чтобы они были совершенно к этому не подготовлены. Ах, хитрый дьявол!

Улыбка застыла на ее губах.

– Такая догадка достойна скорее народа мангустов или койотов! – сухо заметила она.

– Да ладно тебе! Ты же сама мне подсказала.

Ее язычок защекотал мне ухо.

– Верно. Но все‑таки отдельные отвлекающие моменты…

– Слушай, я же не они, правда?

– Кто – «они»?

– Не мангуст, не койот!

– Вспомни, мы ведь уже исследовали ткани твоего тела и можем сказать совершенно определенно: ты самый обыкновеннный человек.

– Рад это слышать.

– А мог бы и огорчиться. Между прочим, оба вида этих существ обладают массой достоинств. У людей многих из них нет и в помине.

– Надеюсь, ты не перестанешь меня из‑за этого любить, а? – спросил я, и она вдруг расслабилась и потерлась о мою щеку.

– В отличие от некоторых, я верю в возможность межвидовой любви, – заявила она. – Но я уверена: ты смог бы завоевать мое сердце и будучи койотом! А вот если бы ты был мангустом… Не знаю.

– А какое отражение это могло бы найти в мировой литературе! Два благородных дома – Змеи и Мангуста – заклятые враги, разумеется… Сцена первая: входят прелестная девушка‑змея и живой энергичный юноша‑мангуст…

– Глория и Альф – две слившиеся звезды! – воскликнула она.