Я, точно ничего не слыша, пер вперед.

– Воздействие поля тем сильнее, чем глубже вы заходите, – продолжал увещевать меня Адам. – По правде сказать, я и сам не особенно ясно представляю себе, что там, за этой роковой чертой…

Я резко остановился. Прямо‑таки застыл как вкопанный. И шумно сглотнул.

Они действительно висели там. Мое подсознание подсказывало мне это задолго до того, как я к ним приблизился. Человеческие тела, подвешенные на мясницких крюках, покачивались передо мной, поворачивались, точно под воздействием слабого ветерка, безвольные и безжизненные… Всего их было семь.

– Кто это? – хрипло прокаркал я. – Кто они такие?

– Эти семеро продали все, что имели, – пояснил Мазер.

– Но как это случилось? Почему?

– В каждом отдельном случае по‑разному, но всегда каждый старался прихватить для себя что‑то дополнительно, стоило только мне отвернуться. А потом он попадал в «раздевающее» поле – вы же видели, как это легко сделать! – и оно снимало с него все, что он добавил к своей личности с тех пор, как появился на свет. То, что вы видите, всего лишь жалкие остатки людей; впрочем, они дышат – хотя и очень медленно, – и сердца у них тоже бьются, только едва слышно. Благодаря временным особенностям этого поля жизнь в них еще теплится. Но, как говорил Шелли, «больше не осталось ничего».

– Когда же это случилось?

– Первый из них, Ларе, жил очень давно, когда здесь еще всем заправляли этруски. Марк появился на несколько веков позже. Эрик был германским наемником. Затем там есть один вандал и один гот, а еще – нормандский крестоносец из тринадцатого века. А последний, Пьетро, из шестнадцатого века. Уверял, что он художник.

– А почему все они так вели себя, как по‑вашему?

Он пожал плечами:

– Возможно, просто из любопытства. Любопытство я понять могу. Но более вероятно, они хотели получить больше, чем, по их мнению, могли себе позволить, и рассчитывали, что все же сумеют ободрать меня как липку. Ну что, вы по‑прежнему хотите заполучить память получше?

Ближайшее ко мне тело покачивалось и чуть вращалось в такт дыханию веявшего здесь волшебного ветерка, постепенно поворачиваясь ко мне в профиль…

И тут я пронзительно вскрикнул. Повернулся. Побежал…

– Альф, в чем дело?

Его рука легла мне на плечо, надежно удерживая меня в безопасном коридоре между полями. Тот его вопрос так и звенел у меня в голове. Но я уже стирал из памяти… страх перед возможными последствиями такого шага.

– Да что с вами такое?

– Это тело… меня ошеломило. Оно было так… словно… Я просто не знаю!

– Ага! В первый раз здесь всегда нелегко. Ничего, вы привыкнете.

– Не уверен. Пожалуй, я чересчур, черт меня побери, впечатлителен.

– Впечатлительность – та цена, которую и должен платить настоящий художник.

– А это действительно черная дыра?

– О, еще бы! Вы же прямо в ней оказались, как только порог переступили! Просто прихожая и гостиная убраны соответственно, чтобы не смущать посетителей. Но это самая что ни на есть настоящая черная дыра, уверяю вас!

– Да уж, дыра так дыра! Хотя, по‑моему, она больше похожа на адские врата.

Свет чуть мигнул – это открылась и закрылась входная дверь. До нас донесся голос Глории:

– Дамми, у нас посетитель!

– Но это же великолепно, дорогая нянюшка! Альф сможет понаблюдать нас в действии. Откуда клиент? Из каких времен?

– Студент колледжа, из США.