– Помоги мне отстегнуть пастыря Эдамса от кресла, – обратился я к Куцко, переложив шприц в ладонь правой руки.

Не знаю, почему мне пришла в голову эта мысль. Но Куцко в одну секунду повернулся ко мне, его левая рука по‑прежнему прижимала маску к лицу Эдамса, а правая выдернула игломет из кобуры.

– И не пытайся, Джилид, – тихо произнес он. – Одно нажатие на спусковой крючок, и этого шприца нет.

Я набрал в лёгкие побольше воздуха.

– Это необходимо сделать, Миха.

– Я понимаю. – Выпущенный им игломет неподвижно завис в воздухе, а он извлёк из кармана ещё один шприц. – Но делать это придётся не тебе, а мне.

Я сжал зубы, меня охватило отчаянье, гнев и растерянность. Ведь я сейчас мог противостоять ему, вырвать этот шприц, наброситься на него, помешать ему одним словом… но не сделал этого. Нет… нет…

– Не тебе делать такие вещи, Миха, – сказал я ему.

– С каких это пор? – возразил он. – Поймав свой игломет, он снова опустил его в кобуру. – Это я – профессиональный охранник, ты что, забыл? Это ведь моя работа – в случае необходимости лишать жизни других людей.

– Я это знаю, – кивнул я. – Но эту работу тебе не следует выполнять… потому что, если ты это сделаешь, то поступишь неверно.

Он фыркнул – с издёвкой, причём с оттенком нервозности.

– Мне казалось, что для таких религиозных типов, как ты, смерть ради друзей и сподвижников – высшая форма мученичества, – сардонически усмехнулся он.

– Правильно тебе казалось. Именно так я это понимаю. И родители твои точно так же считали. А вот ты – нет. Почти нет.

Его лицо напряглось.

– Мои родители не имеют к этому никакого отношения…

– Они имеют к этому непосредственное отношение, – не дал я ему договорить. Ещё две минуты… Одной из них уже достаточно, чтобы умертвить себя шприцем, который был у меня в правой ладони.

– Ты вырос в религиозной семье, – продолжал я. – И не пытайся это отрицать – все признаки этого налицо. И пока ты рос, ты перенял от своих родителей много из того, что было для них наиглавнейшим в жизни, но это каким‑то образом все же прошло мимо тебя. Никогда не веря в Бога по настоящему, ты даже не признавал некий набор абсолютных истин, которые должны соизмеряться с твоим поведением. Рискуя своей жизнью ради лорда Келси‑Рамоса и ради других людей – родители привили тебе мысль о том, что рисковать своей жизнью ради жизней других благородно – и ты лишь по этой единственной  причине поднялся на борт корабля со шприцем в кармане. – Я посмотрел ему прямо в глаза. – Ты живёшь во лжи, Миха, я не могу позволить тебе ещё и умереть из ложных побуждений.

Если взглянуть на него, то можно подумать, что его лицо высечено из камня.

– Моё прошлое принадлежит мне, тебе не должно быть до него никакого дела, – процедил он, и в какой‑то момент в его глазах появилось такое выражение, какое я видел в глазах Айкмана. – Так же, как и мотивы, которыми я руководствуюсь, поступая именно так, а не иначе.

В его лице читалась решимость. Вот ещё минуты полторы, и времени у меня уже не будет…

– В таком случае… – вздохнул я.

И тут же резко ухватил пальцами предохранительный колпачок моего шприца.

В твои руки передаю дух мой…

Молниеносно найдя нужную вену, я вколол в нее иглу. Мне бы следовало знать, что это не поможет, не сработает. Игла не дошла нескольких миллиметров до вены, когда неведомая сила выбила шприц из моих пальцев, которые тут же занемели и стали совершенно мне неподвластны.