– Бенедар, вы говорили, что губернатор Рыбакова отреагировала странным образом, когда мы с Куцко разыграли этот спектакль с «вопросом о безопасности», если я не ошибаюсь? А что за вид был у нее, когда мы отошли?

Я задумался.

– Да, в общем, особенных изменений не было. Хотя, нет, были. И довольно странные. Она выглядела какой‑то… смирившейся со своей участью, как мне кажется. Будто знала, что проиграла битву или что‑то в этом роде и внутренне была готова к тому, чтобы занять новую позицию.

Он с минуту сидел, уставившись в пространство перед собой.

– Что‑то похожее на то, что переживал Айкман, когда я решил придержать у них идентификаторы?

– Да, похоже, но у неё все это было сильнее. – Я колебался, не пропустить ли следующий момент. Но ведь утаивание правды есть одна из форм лжи. – А что касается материалов, то Айкман здесь не при чем, во всяком случае, непосредственно он не принимал в нем участия. Он был искренне удивлен, обнаружив этих людей при попытке проникнуть на корабль.

– Для чего он предпринимал попытки отмыть их? – спросил Рэндон.

– Он быстренько сообразил, в чём состояли наши намерения, – ответил я. – Очевидный факт, что он пытался обелить любого, кто бы ни послал их сюда, причем с минимальным риском для них.

Рэндон пробурчал:

– Другими словами, соучастник до события преступления, после оного.

– Более или менее.

На лице Рэндона появилась гримаса.

– Хорошо, хорошо, забудем пока Айкмана. Вернемся к Рыбаковой. Что же эта за битва, которую она якобы проиграла и на какие позиции была вынуждена отступать?

Я напрягал память, чтобы вспомнить о той части разговора, которая его интересовала.

– У меня такое ощущение, что она – соучастник чего‑то такого, что имеет своей целью проникновение на наш корабль, – медленно ответил я, пытаясь вспомнить каждый новый нюанс из всей гаммы чувств губернатора. – Может быть, лишь косвенно, может быть, её участие ограничивалось знанием каких‑то фактов, может быть, ее лишь попросили создать для нас такую обстановку, которая бы не позволила нам уйти с приема раньше.

– Или же, возможно, ее попросили снабдить кого нужно парой подложных идентификаторов? – высказал предположение Рэндон.

Я пережил небольшой шок. Эта мысль не приходила мне в голову.

– Это… это тоже не исключается, – осторожно согласился я.

– Одну минуту, – вмешался явно перепуганный чем‑то Шокк. – Сэр, вы обвиняете губернатора в сопричастности к промышленному саботажу?

– А что здесь особенного? – недоумевал Рэндон. – Лишь потому, что Патри считает её вполне подходящей для того, чтобы управлять второстепенной системой, это исключает возможность ее коррумпированности?

– Но… – Шокк не мог подобрать слова.

– В особенности, если в нас она видит угрозу всему Солитэру, а не только лишь «Эйч‑ти‑ай», – добавил я.

Рэндон не стал пока отвечать Шокку и уставился на меня.

– А что, она считает нас угрозой? – спросил он.

Я в раздумье закусил губу. Эти слова как бы автоматически слетели с моего языка… но теперь я отчетливо мог представить себе состояние Рыбаковой, чувствовал, как мое подсознание собирает по кускам пережитое и помогает ему воссоздать всю картину в целом.

– Да, – ответил я Рэндону.

– И насколько большую угрозу представляем мы, по ее мнению? – воинственно спросил Шокк.

– Да не может такого быть, – вмешался Рэндон, прежде чем я успел ответить. – Простая логика, Шокк.