– И по меньшей мере, одно из них совершено за период, прошедший с открытия Солитэра. Как упоминала губернатор Рыбакова, люди не особенно приветствуют смертную казнь.
Я сокрушенно кивнул.
– Понимаю. Значит… В любом случае, спасибо.
Он изучающе смотрел на меня.
– Ну, как и что вы собираетесь делать?
– Не очень много. Завтра попытаюсь переговорить с губернатором Рыбаковой. Посмотрим, что она может предложить.
– Да, я слышал, что её ждут утром. Не думаю, чтобы она была в настроении раздавать благодеяния.
Я вспомнил о предрассудках, владеющих этой женщиной во всех областях, касающихся религии… и о том, что Рэндон предполагает ее причастность к промышленному саботажу.
– Попытаюсь.
– Быть может, мистер Келси‑Рамос лучше провернет это дельце? – проворчал Куцко.
Он осёкся, настороженно глядя на дверь, ведущую на капитанский мостик. Я повернулся и как раз увидел Айкмана, который замер, не сразу заметив нас.
– Добрый вечер, – с трудом вымолвил он. Я отметил его напряжённость. В руках Айкман держал один из валиков, пытаясь спрятать его, манипулируя своими нервными пальцами.
– Искал капитана, но, похоже, его здесь нет. Извините за вторжение.
Он повернулся, чтобы уйти, но застыл на месте, когда Куцко, сделав широкий шаг вперед, перекрыл выход.
– Ничего, мистер Айкман, мы уже закончили, – непринуждённо заговорил он. – А зачем вам нужен капитан? Может быть, я смогу помочь?
– Нет, нет, все в порядке, – пытался отделаться от него Айкман. Он нервно взглянул на меня, но его привычная ненависть растворилась в сильной растерянности. – Мне нужно лишь…
– Кому‑нибудь позвонить? – добродушно, даже ласково осведомился Куцко. – Все верно: возможность звонить в город из вашей каюты заблокирована, и вы знаете это, ведь так?
Глаза Айкмана медленно темнели от гнева.
– Существуют законы, направленные против введения незаконных ограничений…
– Как и законы, преследующие проведение актов промышленного саботажа, – перебил его Куцко, в голосе которого звучали металлические нотки. – Что это такое?
– Что – это? – лепетал Айкман, мгновенно утратив душевное равновесие.
– Вот это! – Куцко, сделав еще полшага к нему, мгновенно выхватил валик из дрожащих пальцев Айкмана.
– Отдайте! – закричал тот, пытаясь выхватить валик. В короткое мгновение он утратил чувства разумного человека, сейчас он был, как разъяренное животное, и я, невольно отступив на шаг, почувствовал, как напряглись мои мышцы.
Куцко мгновенно захватил запястье Айкмана.
– Спокойнее, мистер Айкман, – предостерёг он тихим голосом. – Выглядит как валик, защищенный от несанкционированного доступа, с записью данных, – комментировал он, рассматривая валик. – Может быть, вставим его куда следует и посмотрим, что на нём?
– Это официальный юридический документ, предназначенный для передачи в судебные инстанции Солитэра. Если вы попытаетесь его прочесть, то нарушите блокировку и тем самым уничтожите его.
– Тогда вам придется составить еще один такой юридический документ, не так ли? – холодно ответил Куцко. – Так что лучше скажите, что в нём изложено.
В течение минуты, показавшейся часом, оба пристально смотрели друг на друга, как два гладиатора из седой древности. Вызывающее упрямство Айкмана дало трещину.
– Это запрос на получение разрешения, ограничивающего… – выдавил он – … я требую, чтобы зомби, находящийся на борту, был снят с предстоящего рейса, кроме того, я желаю, чтобы он, – кивок в мою сторону – тоже был снят с рейса, как лицо, вступившее в тайный сговор с приговоренным к смертной казни. |