– Такую, например, как «спасение» парочки Смотрителей, которые, скажем так, захотели бы сами себя похитить?
Это уже можно было истолковать как самое настоящее оскорбление. Я собрал всю свою волю в кулак.
– Хорошо, ладно. Отправляйте с нами Секою. Нарушайте договорённость и уничтожайте чудом представившийся Каландре шанс хоть одним глазком взглянуть на протоколы суда над ней. И, между прочим, вы отправляете Секою на верную смерть, потому что, если действительно кто‑то собирается нас похищать, то они уже позаботятся о том, чтобы он им не мешал… И вы, как и я, отлично знаете, что там, на улицах города, охранник вряд ли сумеет сильно осложнить работу похитителям. Они без труда прикончат его, да и нас тоже могут случайно убить в завязавшейся перестрелке.
Я ожидал, что Куцко примется опровергать эту мою тираду, но он просто долго в упор смотрел на меня. Его нерешительность сталкивалась с его нежеланием, и все это на фоне той обиды, что кто‑то взял да и открыл ему глаза на его весьма ограниченные возможности как телохранителя, даже такого опытного, как он.
И надо всем нависала его растущая убежденность в том, что ему, в конечном итоге, ничего не оставалось, кроме как довериться мне.
Первым был капитан Бартоломи, за ним Куцко. Оба они поверили обманщику.
Брат станет предавать брата и обречёт его на смерть…
– Вы, действительно, верите в то, что Рыбакова играет в открытую? – негромко спросил Куцко.
– Я бы не пошел к ней, если бы не был в этом уверен, – ответил я. – Это, может быть, единственный шанс для Каландры. – Слова мои в буквальном смысле были правдой, и это очень облегчало мне задачу высказать их ему в лицо. А как он их истолкует – разумеется, превратит их снова в ложь.
Он с шумом вдохнул и выдохнул.
– Хорошо, – сказал он во внезапном порыве решимости. Подойдя к двери камеры Каландры, он дважды слегка постучал. – Вы уж там поосмотрительней, – пожелал он мне, возясь с замком, – а то ненароком прикончат вас, и мне больше не с кем будет перекинуться словом.
– Постараюсь, – едва смог произнести я. Дверь отошла в сторону, и Куцко просунул голову в камеру.
– Мисс Пакуин? А, вы одеты? Хорошо. Давайте‑ка, выбирайтесь отсюда. Вам вместе с мистером Бенедаром предстоит небольшая прогулка.
– Что? Зачем? – тихо спросила она, показавшись в дверях. Ее глаза недоверчиво смотрели на Куцко, она автоматически прощупывала его мысли. Затем она посмотрела на меня… и наши взгляды встретились, в её широко раскрытых глазах застыла тревога.
И в очередной раз она с легкостью прочла меня и даже, если она не могла догадаться о том, что именно я задумал, она ясно видела: что‑то здесь было не так. За спиной Куцко, упорно не желавшего поворачиваться, я бросил ей предостерегающий взгляд, и она спросила сдавленным от волнения голосом:
– Куда мы отправляемся? – её вопрос явно был адресован именно Куцко.
– В особняк губернатора, – не вдаваясь в подробности, объяснил он. – Мистер Келси‑Рамос обеспечил вам повторное слушание дела.
Но её глаза прочли, дешифровали меня… она просто была во мне, внедрилась в мой разум…
– Я не желаю никуда идти, – вдруг произнесла она, отступив на шаг, вглубь камеры.
Куцко, как бы ища поддержки, бросил на меня недоумённый взгляд.
– Почему не желаете?
Она раскрыла рот, чтобы что‑то сказать.
– Я… просто не хочу, – невнятно пробормотала она.
Куцко фыркнул.
– А вас никто и не спрашивает, – спокойно, но твёрдо ответил он. Чувствовалось, что в нем росло раздражение. – Вы отправляетесь в Камео и точка. |