Несколько раз раньше мне доводилось присутствовать в кузнице при ритуале рождения клинка - правда, в самом конце этого ритуала, и недолго - но там все было по-другому. Да и то сказать, клинок ведь - не рука… и кузнецы там нормальные были, и заказчики…

    Я повесил Единорога на один из свободных крюков, споткнувшись и отбив себе большой палец ноги о лежавший у стены двуручный гердан - тяжелую шипастую палицу с головой, подобной гигантскому кокосовому ореху. Судя по размерам гердана, орудовать им мог один лишь Железнолапый, и то сперва хорошенько хлебнув своего любимого вина.

    В горне уже калились те самые штыри, которые Коблан вчера выкопал в своем «царстве металла». Я надеялся вскоре выяснить, что кузнец собирается с ними делать.

    -  Пока стой и смотри, - неприветливо распорядился Коблан. - Или можешь присесть. Если найдешь куда. Нет, лучше все-таки стой…

    И тут же, напрочь забыв обо мне, он сунулся к горну, чуть не влез внутрь и немедленно обругал ленивого - на его взгляд - подмастерья за то, что тот слабо раздувал огонь. Меха зашумели более ретиво, Коблан хмыкнул, подкинул в горн угля, поворошил кочергой и еще раз обругал подмастерья - по-моему, просто так, на всякий случай.

    Потом подошел к наковальне, некоторое время наблюдал за действиями двух других своих помощников (те колдовали над какими-то обрезками), слегка скривился, но ничего не сказал - дал им закончить и положить заготовку в горн.

    После чего сказал им все - и очень подробно, с красочными отступлениями.

    Отведя душу, мастер сам взялся за дело: с неожиданной для его телосложения резвостью ухватил длинные щипцы, стоявшие рядом с горном, запустил их в печь и ловко выудил один из штырей, раскалившихся докрасна.

    Через мгновение штырь оказался на наковальне и кузнец, придерживая его совсем другими щипцами (и когда он успел их сменить?!), принялся методично постукивать средней величины молотком, придавая заготовке неведомую мне пока форму.

    Когда металл начал тускнеть, остывая, Коблан сунул заготовку обратно в горн и выдернул вместо нее другую.

    Это повторялось пять раз, после чего мастер выбрал себе молоточек из самых маленьких - в его лапах этот миниатюрный инструмент смотрелся смешно и неуместно - подозвал к себе того подмастерья, из-за фартука которого торчала уже знакомая мне змеиная головка волнистого криса, а потом уставился в мою сторону, словно только что обнаружив мое присутствие.

    -  А ты чего стоишь? - крикнул он с негодованием. - Ну-ка, бери клещи и давай!..

    И я, Чэн из Анкоров Вэйских, наследный ван Мэйланя, почувствовал себя лентяем-подмастерьем, отлынивающим от работы и пойманным на этом мастером.

    Я поспешно вскочил, схватил левой рукой клещи, протянутые мне одним из подмастерьев, и с третьей попытки неловко уцепил ими заготовку, помогая себе обрубком.

    -  Ближе, дубина, ближе к себе перехвати, - почти добродушно проворчал Железнолапый, и я послушно перехватил, чуть не уронив себе на ногу раскаленную заготовку.

    -  А теперь держи крепче, - Коблан поглядел на мои неумелые попытки, пожевал губами, словно собираясь и меня обругать для пущей убедительности, но промолчал - видимо, счел меня недостойным.

    И они вдвоем с подмастерьем загуляли молотами по заготовке: Коблан - маленьким молоточком, а подмастерье - здоровенной кувалдой, опуская ее точно в тех местах, где указывал мастер.

    Ну а я держал. Заготовка, как живая, рвалась из клещей, сами клещи отчаянно вибрировали - но я держал, до боли закусив нижнюю губу, не ощущая онемевших пальцев (и тех, что у меня были, и тех, которых не было), пока Коблан не перехватил у меня потускневший штырь кривыми щипцами и не сунул его обратно в горн, вынув вместо него другой.