Надо сказать, что разжать их потом левой рукой мне всякий раз стоило немалых усилий.

    Кузнец уходил, тщательно запирая за собой дверь, а я вновь оставался один, и мысли мои путались, в голове роились странные, дикие образы, и временами я начинал думать, что кузнец в чем-то прав, и я даже пытался - честно пытался! - сомкнуть холодные пальцы… и, естественно, у меня ничего не получалось.

    Верю? Не верю?

    Все было намного проще. Пальцы, вне зависимости от моих веры и неверия просто не могли сжаться - мертвые, бессмысленные куски железа…

    5

    …На пятый день мне в голову пришла чудовищная, но вместе с тем совершенно очевидная мысль. Вернее, даже две чудовищных, но оттого вдвойне очевидных мысли.

    Во-первых, я обратил внимание, что довольно часто мне приносят мои любимые блюда - а что я люблю, знали очень немногие, и это существенно сужало круг возможных пособников Коблана; кроме того, эти блюда были приготовлены так, что круг сужался до одного-единственного человека: моего дворецкого Коса ан-Таньи.

    Повара я в расчет не брал.

    Это было невозможно. Но это было именно так.

    Во-вторых, я вдруг вспомнил о принятом пять дней назад решении. Конечно, здесь у меня не было кусунгобу - но я подумал, что Тот, кто ждет меня в раю, не обидится, если на пороге двери, ведущей к нему, на этот раз будет лежать не ритуальный нож, а мой меч Дан Гьен по прозвищу Единорог.

    Но, кажется, Тот, кто ждал меня в раю, все же обиделся - потому что, когда я взял меч в левую руку и медленно поднес его лезвие к горлу, я понял, что не смогу.

    И никто на моем месте не смог бы!

    Не для того был выкован несколько поколений тому назад Единорог, как и другие фамильные мечи Анкоров Вэйских, чтобы лишать жизни своего нынешнего владельца. Чтобы оборвать Южную ветвь рода Анкоров.

    Рука моя предательски задрожала, и я опустил меч. Нет, смерти я не боялся - мне уже нечего было терять; но ЭТО было выше страха смерти и острее желания уйти.

    Я мог уйти - но не так.

    И я понял, что Тот, кто ждет меня в раю (или еще где-то - не знаю!) пока не хочет меня видеть.

    Я покорился.

    Я больше не делал таких попыток.

    6

    …На девятый день (или это был десятый?.. не помню…), когда Коблан в положенное время явился в мою темницу, чтобы продолжить свои до смерти надоевшие душеспасительные беседы, я заявил ему, что у меня есть высочайшее поручение эмира Дауда, что имеется специальный фирман на мое имя, и что если кузнец немедленно не выпустит меня, то будет считаться государственным изменником со всеми вытекающими отсюда последствиями.

    После чего, не обращая внимания на несколько оторопевшего Коблана, я упал на кровать, отвернулся лицом к стене, и одно ухо закрыл здоровой рукой, а другое плотно прижал к подушке - чтобы не слышать больше Коблановых бредней.

    Некоторое время Коблан молчал или говорил достаточно тихо, чтобы я его не слышал. А потом я приоткрыл одно ухо и до меня приглушенно донеслось:

    -  Не знаю, не знаю… Спрошу у Друдла - а там посмотрим…

    7

    На следующее утро дверь распахнулась, и в комнату влетел сияющий Друдл, размахивая каким-то объемистым свитком. Со всего маху шут бухнулся мне в ноги, проехав при этом по полу пару локтей и чуть не сбив меня.

    -  О великий и мудрейший дурак Чэн Анкор из столь же славного рода Анкоров Вэйских! - гнусаво заорал шут, продолжая вертеть у меня перед носом своим свертком.