А кажется, так хорошо можно было бы прожить и в повозке! Просторная повозка, к наружной части которой привязан крупный товар, с дорожною постелью внутри, там же котелок с медным чайником, камин на случай холодной погоды, дымовая груба, висячая полка, шкаф, собака и лошадь. Чего вам больше? Вы сворачиваете то на лужок, но на окраину дороги, связываете ноги старой лошади и пускаете ее пастись на свободе, сами разводите огонь, варите похлебку, и вам так хорошо, что вы бы даже не захотели быть сыном самого императора французов. Но каково вам в повозке с сварливою женою, осыпающею вас и бранью, и попавшимся под руку товаром? Как тогда определите вы свои чувства?

   Моей собаке не хуже моего было известно дурное расположение духа моей жены. Не успевал еще разразиться гнев ея, как собака взвизгивала и убегала. Ужь каким образом собака это предчувствовала -- было для меня тайной, но предчувствие невзгоды заставляло ее даже пробуждаться от глубочайшаго сна и с визгом улепетывать подальше. И я тогда завидовал ей.

   Но что хуже всего, так это то, что у нас родилась дочь, а я от всей души люблю детей. Когда она приходила в ярость, то била ребенка. И эта привычка ея приняла такие громадные размеры, когда ребенку было около четырех или пяти лет, что я сам, заложив за плечо бичь и шагая рядом с моею старою лошадью, плакал и рыдал не меньше маленькой Софи. И чем я мог ей помочь? Если бы вздумалось мне укрощать нрав жены в повозке, то дело бы дошло до драки, чему способствует величина и устройство экипажа. Да притом это еще хуже пугало ребенка, и на его долю доставалось еще больше колотушек; встречаясь же с посторонними, мать ея не упускала случая жаловаться на меня, отчего и распространилось общее мнение, "что негодяй Чип-Джек бьет свою жену".

   Маленькая Софи была славная девочка! Она сильно привязалась к бедному отцу, хотя он и мало мог ей помочь. Она отличалась массою блестящих черных и вьющихся волос. Удивляюсь, как я не сошел с ума, видя столько раз, как мать гналась за ней и схватив ее за эти волосы, валила ее на земь и била. Славное дитя была Софи, как я уже заметил.

   -- Не принимай это к сердцу в другой раз, милый батюшка, шептала она мне с разгоревшимся лицом и влажными от слез глазами: и знай, что если я не кричу, то значит, мне не очень больно; да и кричу я больше для того, чтобы мать поскорее отстала от меня. Что она бедная перенесла из-за меня!-- Во всем прочем мать заботилась о ней, она без устали работала на нее и одевала ее чисто. Такия-то бывают несообразности. Однажды мы были в болотистой местности, погода стояла плохая и у Софи сделалась горячка. Больная, она отказывалась от всех забот матери, и ни за что не позволяла ей до себя прикасаться; на все предложения последней отвечала отрицательно, причем прятала свое маленькое личико на моем плече и сильнее прижималась ко мне.

   Дела мои были хуже, чем когда либо, чему не мало помогли железныя дороги, которыя со временем окончательно уничтожат наше ремесло. Я сидел без копейки, и раз ночью, во время болезни Софи, нам пришлось или остаться без пищи, или же сделать привал.

   Бедный ребенок не хотел сойти с моих рук и лечь, да и у меня не хватало духа положить ее, так что я поместился на подножке повозки, держа девочку на руках.