Случайное зеркальце на припаркованной к газону «ниве» повергло Моцарта в шок. Поначалу он решил, что кто‑то заживо содрал с него кожу: шея, лицо и даже волосы были кроваво‑красного цвета. Если где‑то в миру существуют шахты по добыче красного угля, то именно так должны выглядеть тамошние шахтеры.

«Господи, – прошептал Моцарт, на секунду представив себе, что должны были чувствовать женщина с тележкой и пассажиры вокзала при виде искупавшегося в крови вампира. – Господи, что делать‑то? Где взять мыло, да и отмоется ли эта дрянь хотя бы с лица?..»

Он оглянулся в поисках колонки с водой или туалета, но ничего такого не увидел и решил в последний раз до помывки обратиться к кому‑нибудь, кто производит впечатление наименее слабонервного. Сочтя таковым грузчика из кафе‑стекляшки, перебиравшего у служебного входа пустые ящики из‑под водочных бутылок, подошел к нему:

– Извините, коллега, вы не подскажете, где тут можно умыться?

Грузчик, едва державшийся на ногах, мгновенно протрезвел и уставился на него немигающими глазами.

– Я платформу с керамзитом разгружал, – соврал Моцарт и, понимая, что врет неубедительно, покраснел еще больше.

– Тебе в Волгу надо, мужик, – сочувственно посоветовал грузчик.

– Куда?..

– В Волгу, говорю.

– А это что?

– Волга‑то?.. – Грузчик растерялся, мельком поднял глаза к небу, точно хотел проверить, не завис ли над Савеловом НЛО – иначе откуда еще мог взяться этот гуманоид, который мало того что насквозь красный, так еще и не знает, что такое Волга. – Ну ты даешь, мужик! Сколько принял‑то?.. Волга – это река у нас в России такая!

– Где? – вконец растерялся Моцарт.

– Что «где»?.. Н‑нда… – Грузчик отступил на несколько шагов поближе к двери кафе. – Вон по той дороге иди, где автобус. Спустишься вниз, там увидишь. Километр примерно. Дойдешь?

– Спасибо.

Моцарт побрел, низко опустив голову, чувствуя, как какая‑то сила давит на него, прижимает к земле, и от глупого этого положения, от стыда и очевидной безысходности ему захотелось умереть.

– А мне еще Зинаида Степановна давеча выговаривала: че это, грит, у тя, Васильич, рожа опять красная! – возмущался вслед ему «коллега».

Волга оказалась самой настоящей – с катерами и теплоходами, какой она ему и представлялась по картинам Репина и стихам Некрасова, если не считать современного городского пейзажа и отсутствия бурлаков. Спрятавшись от людских глаз под мост, соединявший берега, он разделся и с остервенением принялся полоскать рубаху.

К счастью, пыль неизвестного происхождения отстиралась, а значит, должны были отмыться лицо и руки. Покончив со стиркой, он принялся за себя, пользуясь пучком травы в качестве мочалки.

Банно‑прачечная процедура заняла не меньше часа. Еще час он сидел на солнце в ожидании, пока высохнет одежда. Судя по отражению в никелированном корпусе зажигалки «зиппо», лицо вернуло свой первоначальный естественный цвет, и, если бы еще раздобыть какую‑нибудь обувь да побриться, можно было вполне сойти за нормального человека.

«Еще бы погладиться и освежиться одеколоном!» – с иронией подумал Моцарт, натягивая брюки. Для полного счастья не хватало слишком многого.

Стараясь держаться стороной и не смотреть на людей, он вернулся к вокзалу. Если верить часам, – а не верить им у него теперь не было никаких оснований, – до электрички оставалось пятьдесят шесть минут. Из двух вариантов – попросить денег взаймы или обратиться в милицию – Моцарт выбрал третий, наиболее логичный для человека без документов и наименее постыдный для человека без денег: добираться до Москвы «зайцем».