– Я разыскала Маковеева, как ты просил. Это тот самый Маковеев Владимир Иванович. Он родом из Иркутска, но уже пять лет живет в Москве. Картина «Туман над озером» – одна из его первых, он ее почему‑то не любит… Написана им на берегу Гусиного озера. Слышишь?..

– Слышу, слышу! А где это? – замер Першин.

– Это неподалеку… неподалеку от Байкала, в Бурятии. Говорит тебе это о чем‑нибудь?

– О том, что я попал пальцем в небо, – буркнул Першин себе под нос.

– У меня для тебя есть кое‑что еще, – сообщила Вера вдруг повеселевшим голосом.

– Ты сняла для нас ковчег, – иронично усмехнулся он, успев подумать: «Да гори все синим пламенем, в конце концов! И озеро это, и Граф, и его дача, и это убийство… Чему быть, того не миновать, непротивление злу – отменная защита! Захотят – посадят и невиновного.

– Ты, конечно, третьей полосы сегодняшних «Подробностей» не читал? – не отреагировала на иронию Вера.

– И всех остальных тоже. – Снова воцарилось молчание. Он понял, отчего она молчит. – Вот ты мне привезешь, и я почитаю.

– Когда?

– Немедленно. И предупреди Нонну, не то твой Сухоруков натравит на нас армию.

Не дожидаясь ответа, он положил трубку, постоял в раздумье – убирать или подождать Веру, чтобы она увидела весь этот бардак? Коньяк на голодный желудок уже затруднял работу мысли, размягчал тело, безудержно захотелось спать.

«Так недолго и оскотиниться! – взял он себя в руки и, на ходу снимая грязную рубаху, отправился в ванную. Час, покуда доберется Вера, был в запасе: контрастный душ за это время вполне справится с грязью, хмелем и усталостью. – У девчонки праздник, видать, что‑то опубликовали. Она хочет разделить его с тобой…»

Вера появилась раньше, минут через тридцать – сорок – домчала на такси.

– Господи, что это? – застыла на пороге.

– Упаковываю чемоданы, – мрачно пошутил Першин, встретив ее в прихожей поцелуем. – Сотрудники МУРа мне немножко помогли.

– Ах да… Этот следователь – Первухин?.. – спрашивал, как у тебя оказались туфли моего отчима, – по‑хозяйски прошла она на кухню.

– Придется купить Сухорукову новые. Теперь их продержат в прокуратуре до суда. Это, как мне объяснили, вещественное доказательство: предмет, призванный изобличить преступника или доказать его невиновность. Я полагаю, левый туфель меня оправдывает, а правый – обвиняет.

Шутка Вере понравилась, она засмеялась, извлекая из сумки шпроты, колбасу, коробку суфле, перепелиные яйца.

– Я рада, что ты не теряешь присутствие духа.

– Ты получила гонорар?

– Заняла у Нонны.

– Зачем?

– Затем, что кончились деньги. И еще потому, что тебя выпустили из тюрьмы и тебя надо кормить.

Теперь пришел черед веселиться Першину, он рассмеялся, как не смеялся давным‑давно, – настолько странным и до слез, до коликов нелепым показалось ему запросто, буднично произнесенное это: «Тебя выпустили из тюрьмы».

– Ха‑ха‑ха‑ха!.. По этому… по этому случаю… действительно стоит надраться до поросячьего визга!.. Такое со мной бывает не часто!.. Ха‑ха‑ха‑ха!..

Когда стол был сервирован, она вспомнила о газете.

Статья, жирно обведенная в рамку, называлась «Беспредел» и имела подзаголовок: «Спрут терроризма протягивает щупальца к ядерному комплексу». Внизу стояла фамилия М.Григорьев, и Першин недоуменно посмотрел на Веру: если автор – не она, то какое отношение к нему может иметь все это?

– Читай, читай, – кивнула Вера и принялась заваривать кофе.