|
– Но, Антоша, она действительно очень одарена. – Безусловно. Однако когда талант принимается публикой с такой легкостью, это может повредить ему. Я имею в виду талант исполнительский. Человек в таких условиях быстро теряет чувство меры, перестает трезво оценивать себя. – Но, дядюшка, это зависит от человека. – Роман отодвинул пустую тарелку и принялся вытирать губы белой салфеткой с тем же вензелем НВ. – По-моему, Любаня, как никто, трезво оценивает себя. Она запрещает даже вслух хвалить ее игру. – Рома, ну какая женщина способна трезво оценить себя! – развел руками Антон Петро-вич. – Если она умеет это делать, значит, просто это загримированный мужчина. Сей род лукав. И в лукавстве черпает силу. – Какие глупости, – отозвалась тетушка, вставая и направляясь к маленькому плетеному столику, на котором стоял, попискивая, самовар. – Позвольте, сударыня. – Дядюшка встал с нарочитой проворностью и перенес самовар на стол. Вскоре Роман пил из низенькой китайской чашки душистый, крепко сдобренный мятою чай, а на столе вместо соленостей стояли вазочки с вареньем и медом. Разговор шел о новом увлечении молодого гостя. Уже более года, как Роман оставил место адвоката и занялся живописью, беря частные уроки и посещая рисовальные классы. Отправляясь в Крутой Яр, он просил тетю Катю выслать заботливо упакованные им этюдник, холсты и краски через неделю, полагая, что не стоит живо-писать в предпасхальную седмицу. – Значит, ты теперь рыцарь кисти и палитры. – Антон Петрович прихлебывал чай из своей огромной фарфоровой кружки. – И мольберта, – добавил Роман, накладывая себе прямо в чай клубничного варенья. – Да. И мольберта, – серьезно произнес дядя, пространно вздохнув. – Что же. По-моему, это расчудесно. Знаешь, я всегда настороженно воспринимал сообщения Катерины и Любани о твоих успехах в области права. Все-таки зная твой характер… Слава Богу, что ты ушел оттуда. – Но с другой стороны, это давало неплохой доход, – осторожно вставила Лидия Констан-тиновна. – Ерунда. Главное – человек свободен… – Тетушка, я же даю уроки студентам. Конечно, получается гораздо меньше моего преж-него заработка, но мне хватает. – Ну и прекрасно, – одобрительно тряхнул белыми кудрями дядя Антон. – Деньги хороши, когда не залеживаются в карманах. В противном случае от них начинает тошнить. Меня, при-знаться, жуткое любопытство съедает по поводу твоего художества. – Меня тоже, – добавила Лидия Константиновна. – Страшно интересно. – Дядя допил чай и, чмокнув губами, с легким стуком опустил кружку на стол. – Я уверена, что Рома все может делать талантливо. – Тетушка, вы преувеличиваете. Я ведь совсем недавно увлекся живописью. – Ромушка, а что тебя сподобило на это? – Трудно объяснить… – Роман пожал плечами. – Я давно, с детства, завидовал художни-кам. – Вот это здорово! – воскликнул дядя. – Завидовал! Значит, пойдет дело. Если б ты сказал – преклонялся, любил, уважал – я бы в тебя не поверил. Завидовал! Это замечательно. – Я попросил тетю Катю выслать все мои принадлежности через неделю. После Пасхи. – И это верно. Богу – богово, Аполлону – аполлоново. И все-таки мне страшно хочется посмотреть на твои картины. – Картины – это громко сказано. В основном я пишу этюды. – Пейзажи? – Да. – Ну, тогда здесь ты отведешь душу. – Надеюсь, дядюшка, – промолвил Роман и тут же спросил: – А что, Красновские приез-жали прошлым летом? – Приезжали, – ответила тетушка, – все вместе приезжали. |
