|
Роман шел, с улыбкой следя за постепенным изменением выражения ее лица. Застыв в не-удобной позе, она долго и напряженно всматривалась, потом испуганно прижала к щеке корич-невую ладонь: – Батюшки… Роман Лексеич… – Здравствуй, Матрена! – весело проговорил Роман, стараясь голосом пересилить залива-ющегося хриплым лаем пса. – Ой, здравствуйте, – тихо, нараспев протянула она, качнув головой, и тут же прикрикнула на собаку уже другим – сильным звонким голосом: – Да уймись ты, рыжий черт! Пес смолк, завилял хвостом и отошел, лениво переставляя лапы. Из сеней высунулись любопытные личики двух ребятишек. – Как живешь, Матрена? – Ой, да как мы живем! – протянула она с улыбкой. – Хлеб жуем, да и рады. Вы-то коли проехали-то? – Только что. – Господи… – качнула она головой, поправляя слезший на лоб платок. – Ну и красавец же. Ненасмотрисси. – А где же хозяин? Неужель уже стадо гоняет? – А как же, родимый, не гонять? – оживленно запела Матрена. – Чай, и травы-то нету еще, а что ж ей, скотине-то, в хлеву сидеть, пущай хоть ветки погложет! У меня вон и то корми не корми – все одно худая, хоть на ребрах палкою играй, так пущай уж походит! Тем временем босоногие ребятишки, выбежав из сеней, стояли рядом с матерью, во все голубые глаза глядя на Романа. По всей вероятности, они были погодки – белобрысые, веснуш-чатые, в просторных рубахах, заправленных в синие сатиновые портки. – Милые какие дети у тебя. – А, сорванцы, – довольно проговорила она, опуская свои загрубевшие ладони на бело-брысые головки, – на месте не удержишь… Роман Лексеич, медовухи не желаете? – Спасибо, Матрена, как-нибудь в другой раз. Будь здорова. – Роман нетерпеливо двинулся дальше. – И ты будь здоров, сокол ты ясный! – улыбнулась Матрена, провожая его добрым взгля-дом. Возле следующей избы Романа громко приветствовал высокий сутулый мужик, стоящий возле распахнутых ворот с топором в руках. Усмехаясь щербатым ртом, он приподнял с головы выцветшую фуражку: – Здравствуйте вам, Роман Алексеич! – Здравствуй, Федор, здравствуй. – Надолго к нам? – Надолго. – Ну и слава Богу. Он взмахнул топором и, не переставая усмехаться, принялся затесывать торец одной из створ, видимо, просевшей за зиму и поэтому цепляющуюся за другую. С аккуратной избой Федора соседствовала большая каменная хата Черновых – многочис-ленного семейства, скорого на работу, на гульбу и дебоши. Во всем обличии этого просторного дома с двумя резными крыльцами, жестяной крышей, большими палисадом и скотным двором чувствовался достаток – следствие доброй дюжины спорных мужицких рук. Жестяной петух, украшавший крышу, блестел на выглянувшем солнце, у ворот стояла телега, запряженная ши-рокогрудым жеребцом. Возле телеги суетились два брата Чернова – Степан и Михаил. Один разбирал спутанные вожжи, другой обертывал холстиной полотно двуручной пилы, дабы не по-резаться во время езды. Оба брата были в серых косоворотках, черных, распахнутых долгополых пальто и черных картузах, которые они охотно приподняли, завидя идущего мимо Романа. – Здравствуйте вам! – проговорил Степан, а Михаил только качнул кучерявой головой. – Здравствуйте, – ответил Роман. В распахнутые ворота было видно, как на дворе круглолицая молодка в расшитом дере-венском платье и новеньких сапожках раздувала большой медный самовар, а двое ребятишек – мальчик и девочка – сидели на корточках и смотрели. «Неужели это Катя Большакова? – подумал Роман, успевая на ходу пристально вглядеться в миловидное личико с черными глазами и высокими красивыми бровями. |
