– Маккриммон! – воскликнул Джемисон, едва не свалившись со стула. – Маккриммон. Какой негодяй!

– Поосторожнее. Вы всё‑таки сидите рядом с молодой дамой, – с мягким укором произнёс Маккиннон.

– Ах да. Действительно. Извините, сестра. – Джемисон вновь сел на своё место. – Но Маккриммон!

– Думаю, что ошибка главным образом моя, сэр. Я заявлял, что, хотя он и преступник, он – из тех преступников, которым можно доверять. Серьёзный просчет в суждении. Но наполовину я был прав.

– Лично мне это кажется вполне допустимым, – холодным тоном заметил Паттерсон. – Никогда он мне не нравился. Агрессивный, злой, сквернослов.

Провести два срока в Барлинни, тюрьме усиленного режима близ Глазго! И оба срока за грабеж с применением насилия прямо на улице. Думаю, ощущение металлической балки в руках для него не ново. В ряды Королевского Военно‑морского флота нельзя принимать людей с таким прошлым. Невольно приходишь к выводу, что у нас заниженные требования. – Он в задумчивости помолчал, а затем сказал:

– Будем его вызывать?

– Я вот тоже над этим думаю. Мне бы очень хотелось с ним поговорить. Только, боюсь, мистер Паттерсон, мы не сможем вытянуть из него полезной для себя информации. Люди, нанявшие его и знающие, что он из себя представляет, вряд ли станут говорить ему больше, чем требуется. Они, естественно, не говорили ему о своих планах, своих целях. Разговор был короток, типа: «Надо сделать то‑то и то‑то» или «Вот ваш гонорар». С другой стороны, сэр, если мы не станем его арестовывать, у нас будет возможность проследить за каждым его шагом и получить очень ценную информацию. Какую – понятия не имею, но чувствую, что стоит немного поиграть с ним.

– Согласен. Повесить мы его всегда успеем.

Лейтенант Ульбрихт нашёл звезду для определёния курса. Он стоял на мостике вместе с Маккинноном. «Сан‑Андреас» на всех парах несся на запад. За штурвалом стоял Керран. Небольшие облака на небе, легкий ветер и сравнительно спокойное море. Ульбрихту хватило быстрого взгляда на Полярную звезду, чтобы заявить, что они находятся точно в том самом месте, где они были в минувший полдень. Он остался на мостике, где он предпочитал проводить всё время, за исключением тех случаев, с сожалением отметил про себя боцман, когда Маргарет Моррисон была свободна от дежурства.

– Неужели мы от неё оторвались, мистер Маккиннон? Если это действительно так, то это произошло примерно три с половиной, а может, даже четыре часа тому назад.

– То, что от неё ни слуху ни духу, это факт. Но если мы её не видим, то это отнюдь не означает, что её нет поблизости. Я уже не раз говорил об этом. И всё‑таки у меня какое‑то странное чувство. Может, мы действительно от неё улизнули.

– Я не могу без уважения относиться к вашим так называемым «странным чувствам».

– Я сказал – «может». Точно мы сможем сказать только тогда, когда появится первый «кондор» в поисках огней.

– Как бы мне хотелось, чтобы вы больше не говорили об этом. Как бы то ни было, возможно, мы на самом деле оторвались от неё, а «фокке‑вульф» не смог нас обнаружить. Как долго вы собираетесь следовать этим курсом?

– Чем дольше, тем лучше, я думаю. Если они потеряли нас, они наверняка подумают, что ничего страшного не произошло, что мы следуем курсом на Абердин, ибо, насколько нам известно, у них нет оснований думать, что мы можем пойти не на Абердин, а в какое‑то другое место.

Поэтому они все ещё будут полагать, что мы идем на юго‑юго‑запад, а не следуем прямо на запад. Я помню, лейтенант Ульбрихт, кто‑то из великих сказал, что у некоторых немцев временами проявляется одномерное мышление.