Надо подать свет на мостик, – продолжил он, обращаясь к Паттерсону. – После этого мы можем попытаться, сэр, навести порядок в некоторых каютах в надстройке, определить, какие из них более или менее пригодны для житья, попытаться восстановить их освещение и отопление. Небольшое отопление на мостике тоже не помешало бы.
– Этим займется персонал машинного отделения. После того, как мы немного перекусим. Лично вам требуется какая‑то помощь?
– Фергюсона и Керрана вполне хватит.
– Осталось только одно. Паттерсон кивнул в сторону палубы. – Листовое стекло для окон на мостике.
– Действительно, сэр. А я полагал, что вы...
– Пустяки, – Паттерсон помахал рукой, как бы демонстрируя, что это на самом деле пустяки. – Вам стоит только сказать, боцман.
– Что, какие‑то затруднения? – спросил доктор Сингх.
– Мне необходимо толстое стекло, которое используется в медицинских тележках и из которого изготовлены подносы. Возможно, доктор Сингх, вы могли бы...
– Нет, нет, ни в коем случае, – быстро и решительно ответил доктор Сингх. – На нас с доктором Синклером возложено ведение операций и наблюдение за прооперированными больными. Что же касается оборудования больничных палат, к нам это не имеет никакого отношения. Вы со мной согласны, доктор?
– Да, это действительно так, сэр.
Доктор Синклер тоже умел разыгрывать из себя человека, полного решимости.
Боцман окинул врачей и Паттерсона бесстрастным взглядом, который говорил гораздо больше, чем иное выражение лица, и направился в палату В, где было десять пациентов и которую обслуживали две сиделки: одна из них была яркой брюнеткой, другая – столь же яркой блондинкой. Брюнетка, сиделка Айрин, который едва исполнилось двадцать лет, родом из Северной Ирландии, была хорошенькой, темноглазой и с таким приятным и весёлым нравом, что никому даже в голову не приходило называть её по фамилии, которую, похоже, никто толком и не знал. Она подняла взгляд, когда в палату вошёл боцман, и впервые за всё время, что служила на флоте, она не улыбнулась ему приветственной улыбкой. Он осторожно похлопал её по плечу и прошёл в дальний конец палаты, где сиделка Магнуссон перевязывала руку матросу.
Джанет Магнуссон была всего лишь на несколько лет старше Айрин и выше, но не намного. Она была, вне всякого сомнения, хорошенькой, очень походила на боцмана – и своими соломенного цвета волосами, и серо‑голубыми глазами, и в лице у неё что‑то было от викингов, но, к счастью, в отличие от боцмана, она не была краснолицей. Как и другая сиделка, она почти всегда улыбалась, но, как и той, ей было сегодня не до улыбок. Она выпрямилась, когда подошёл боцман, и коснулась его руки.
– Это было ужасно, да, Арчи?
– Ни за что я не хотел бы пройти через это снова. Я рад, что тебя там не было, Джанет.
– Я имею в виду не это... не похороны.... Это ты зашивал их... Говорят, от связиста остались одни куски и клочки.
– Преувеличение. Кто тебе сказал об этом?
– Джонни Холбрук. Ну, ты знаешь, молодой санитар. Тот самый, который тебя боится.
– Нечего меня бояться, – рассеянно бросил боцман, оглядываясь по сторонам. – А здесь, похоже перемены.
– Нам пришлось выкинуть из палаты нескольких так называемых выздоравливающих пациентов Ты бы видел эту сцену. Можно было подумать, их отправляют на верную смерть. Или, по крайней мере, в Сибирь. А так с ними всё в порядке. Конечно они не симулянты, но чересчур привыкли к мягкой постели и испортились.
– А кто в этом виноват, как не ты с Айрин? Они просто не могли вынести разлуки с вами. А где наша львица?
Джанет бросила на него неодобрительный взгляд. |