Распростившись с Варварой Ильиничной, Зуев первым автобусом приехал на вокзал и успел вскочить в электричку, когда она уже тронулась с перрона. За ночь вагон выстыл, по оконному стеклу сочилась влага, в открытые двери из тамбура тянуло запахом креозота, которым были пропитаны шпалы. Вскоре вокзал остался позади. Зуев, откинувшись на спинку лавки, запахнул поплотнее куртку и закрыл глаза.
От бессонной ночи побаливала голова. Вчера, простившись с Галей, он вернулся в квартиру тети потрясённый случившимся и долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок, а в голове калейдоскопом мелькало одно и то же: её лицо, освещенное светом уличного фонаря, подрагивающие губы и слезинки на щеках. И Зуев опять шептал ей на ухо: «Не переживай, всё будет хорошо!» И в электричке продолжалось то же самое, только он закрывал глаза, намереваясь если не заснуть, то хотя бы подремать.
Зуев за свою недолгую жизнь влюблялся, как ему казалось, дважды, и каждый раз ему не везло. В девятом классе он вдруг совсем неожиданно обнаружил, что его одноклассница Люба Кулишкина не такая, как остальные девчонки, потому, что в её присутствии Родиона стало бросать то в жар, то в холод, а если Люба заговаривала с ним, то он начинал краснеть и бледнеть и в ответ сконфуженно мямлил. Люба быстро почувствовала неравнодушное отношение к себе, и это ей нравилось. Она поделилась своим открытием с подружками, те стали над ним посмеиваться, он вспыхивал и говорил грубости. Люба между тем отдала предпочтение другому мальчику, у неё с ним, как тогда говорили, началась любовь, и Зуев перенёс такое сильное потрясение и разочарование, что несколько лет и не помышлял о знакомстве с какой-нибудь девушкой.
Учёба в военном училище почти не оставляла курсантам времени для личной жизни. Всё было подчинено уставу и внутреннему распорядку. Изредка по большим праздникам курсантов приглашали на танцевальные вечера в пединститут и медицинское училище. Они были желанными гостями — студентки часто находили среди курсантов своих будущих мужей, и спрос на военных был большой. На одном из таких вечеров обычно простаивавшего всё время у стены Зуева пригласила на белый танец стройная большеглазая студентка пединститута и не отошла от него, когда вальс закончился.
— Ты на пятом курсе? — спросила она.
— Да. А как ты узнала?
— Все девчонки в городе умеют считать курсантские нашивки. Между прочим, меня зовут Надя.
— Родион, — представился он и довольно ловко щёлкнул каблуками сапог, которыми очень гордился. Рота Зуева участвовала на параде в военном округе, и там все курсанты научились гладить утюгом голенища сапог, отчего они лаково блестели и были абсолютно гладкими.
Они станцевали несколько раз, увлеклись разговорами, и тут, как всегда неожиданно, раздалась команда: «Вторая рота на выход!»
В зале всё сразу смешалось: курсанты ринулись в гардероб, девушки поспешили за ними. Зуев, схватив шинель, поискал Надю глазами, но вокруг была такая толчея, что найти её он не смог. По дороге в училище Родион пожалел, что не спросил у девушки адрес.
Надя не исчезла, через несколько дней один из сослуживцев передал Зуеву от неё привет, сказав, что она подружка его невесты. Вместе с приветом он получил адрес и номер телефона.
Зуев позвонил, Надя обрадовалась его звонку, и в ближайшее воскресенье они пошли в кино. Ни в эту, ни в следующие встречи он не сделал ни одной попытки приблизиться к девушке на расстояние дыхания, и это ей нравилось. Надя, и это обнаружилось сразу, имела на Зуева серьёзные виды. Пригласила его домой, познакомила с родителями, которым будущий офицер понравился своей сдержанностью и предупредительным отношением к их дочери.
Надя училась на третьем курсе филологического факультета, а Родион должен был в этом году уехать, получив офицерское звание, к месту службы. Когда выяснилось, что ему предстоит ехать в Монголию, брезжившая невдалеке свадьба была отложена, хотя взаимные чувства у молодых людей были нешуточными. |