— Вот, это и есть хмелёвская церковь, — сказал человек в шляпе. — Как видите, отец Николай, тут смотреть особо нечего. Признаться, я сам был удивлён, когда узнал, что какой-то энтузиаст взялся восстанавливать эти руины.

— Да, храм находится в удручающем состоянии, — согласился священник. — Но пройдёмте внутрь и поглядим, как там.

Сергей услышав, о чём толкуют незваные гости, приуныл: выходило, что его обложили со всех сторон и надо отбиваться не только от милиции и прокуратуры, но и от архитектора и попа. Появление священника смутило его особенно глубоко. «С ментами и следователями ещё можно спорить, — подумал он, — но что скажешь попу, если тот спросит, что я поделываю на его территории, в его угодьях?»

Архитектор, пользуясь возможностью покрасоваться своими познаниями перед столь диковинным собеседником, вслух вспоминал всё, что ему говорили о храмовом зодчестве профессора института, в который студенты мечтали стать творцами выдающихся архитектурных ансамблей, а получали вместе с дипломом направления в райисполкомы, чтобы томиться в кабинете, подписывать бумажки, глупеть, спиваться и стариться.

Отец Николай слушал его вполуха, он имел неплохой приход в пригороде областного центра с нескупыми прихожанами, и был послан епископом в Хмелёвку как первый подвернувшийся под руку иерей, дабы узнать, что за человек покушается на церковь, которая в числе других храмов недавно отошла от государства местной епархии. Совершенно неожиданно для отца Николая поездка оказалась нескучной. Его принял Кидяев, обворожил признанием, что он был всегда верующим человеком, и продемонстрировал городскому попу стоявшее на полке в книжном шкафу, рядом с тридцатитомником Ленина, Священное писание, которое всучил Тимофею Максимовичу приезжавший в райцентр баптистский проповедник.

Егозливое поведение главы района было для отца Николая не в диковинку, многие махровые атеисты вдруг воспылали любовью к попам, его удивило другое — человек, который по своему почину взялся восстанавливать храм, сие было неожиданно и странно, поскольку благотворитель был человеком городским и никак не связанным с Хмелёвкой. Священник высказал своё недоумение, но Тимофей Максимович не стал размазывать перед приезжим попом — человеком молодым и непредсказуемым — историю с закрытием церкви и то, что самовольщик Размахов является сыном ярого атеиста, бывшего уполномоченного облисполкома по делам религий.

— Вы его шугните, святой отец, — сказал Кидяев. — Да так шугните, чтобы дорогу сюда забыл. Храм ваш, и вы в нём хозяева, а не этот прощелыга.

Отец Николай смутился, и Кидяев его срочно перепоручил райархитектору, который сразу же повёз попа в Хмелёвку, чтобы осмотреть то, что осталось от храма.

— Конечно, — сказал архитектор, выходя вслед за священником на паперть, — эта церквушка не имеет даже районного значения как памятник зодчества, но для меня важно, что это — памятник культуры. И вы представляете, отец Николай, ко мне год назад явился кооператор за разрешением организовать в этом храме лесопилку. Я, конечно, не разрешил, но пылкий кавказец накатал на меня жалобу в газету «Известия», и началось! До сих пор эта газета числит меня в зажимщиках перестройки.

— Вы поступили как честный человек, а брань на вороту не виснет.

— Всё так, но меня вызывали на бюро райкома партии и объявили выговор. Это сейчас они куда-то подевались, а ещё месяц назад райком партии командовал всем и всеми.

— Надо бы встретиться с этим человеком, — сказал отец Николай. — Вот стоит вагончик, машина, это всё, наверное, его.