Половину пола Размахов очистил от мусора ещё две недели назад. Потом совершенно неожиданно ему подфартило с кирпичом и цементом: купил у шабашников, строивших в колхозе коровник. Этого ему хватило, чтобы заложить пролом в стене — большую дыру, которая когда-то была воротами размещавшегося в храме склада. Заделанный пролом смотрелся как новая заплата, но оштукатурить его было нечем, и Сергей опять взялся за расчистку пола, которая уже подходила к концу.

Гроза накатывалась шумно, как поезд. Последнюю тачку он выкатил, когда с неба посыпались первые остро холодные капли дождя, а во взбаламученной над куполом синеве сверкнула молния. Подгоняемый ветром, закрутившим пыль в тугой жгут, Сергей убежал под дощатый навес над папертью. Стоя на возвышении, он смотрел на качающуюся стену падающей воды и улыбался. Ему всегда была по душе непогода: гроза, буран, ветер будоражили его чувства, подмывали сорваться с места и устремиться без оглядки неведомо куда и неведомо зачем.

Дождь скоро поутих, но не угомонился, и Размахов понял, что работа на сегодня закончилась. Он привалил тачку к стене, снял холщовые рукавицы, охлопал ими запыленные штаны и вошёл внутрь храма. Там было сумрачно, по проржавленному верху купола стучали капли дождя и, протекая внутрь, расплывались по кирпичной кладке полосами тёмной сырости.

Мусора оставалось не так уж и много, самое большее — на полдня работы, и это открытие его обрадовало. Дождь помешал ему закончить уборку и завтра приступить к заделке прорех в куполе, чтобы храм не заливало осенними дождями. До зимы Размахов надеялся вставить рамы и застеклить хотя бы половину окон, а остальные заделать фанерой.

Взявшись приводить хотя бы в относительный порядок храм, он столкнулся с трудностями, о существовании которых даже не подозревал. Главной из них была невозможность купить стройматериалы, все они были давно на этот год распределены по фондам и продавались по недоступному для Размахова безналичному расчёту. По коммерческим ценам торговала лесоторговая база, но когда Сергей явился туда с деньгами, то вынужден был их спрятать в карман. Там продавались только бочки, лопаты, сурик и брёвна. Тогда он обратился к бригадиру шабашников, и тот пообещал раздобыть для него кое-что из того, что могло бы пригодиться для ремонта храма.

Сергей подошёл к ведру, хлебнул вприпадку холодной воды и прилёг на низкие нары, сколоченные из старых досок. Взгляд его упёрся в купол, где, играя оттенками, струились от окна к окну полосы голубоватого света, приобретавшие временами то красноватый, то зеленоватый оттенок. Дождь шумел усыпляюще ровно и покойно, и в этом шуме Размахов уловил слабое попискивание и улыбнулся. Это была мышка — хозяйка тёмного угла. Когда Сергей ложился на своё деревянное ложе, она потихоньку выбиралась из потаённого укрытия и начинала хозяйничать. Сквозь смеженные веки он следил за её проделками и поражался, какая бездна ловкости была в этом всегда трясущемся крохотном существе.

Постепенно они привыкли друг к другу. После еды Сергей оставлял ей кусочек хлеба и наливал в ржавую консервную банку воды. Сначала это исчезало незаметно от него, но вскоре мышка осмелела, и, только он собирался завтракать или ужинать, как появлялась из своего укрытия и начинала кружить возле жестяной банки, привлекая к себе внимание. Скоро их трапезы стали совместными, и сейчас мышка шуршала, давая знать, что пора ужинать.

Из деревянного ящика Размахов достал банку консервов, нарезал хлеба, взял ломтик, положил на него две кильки и отнёс в угол. «Ешь, плутовка», — сказал он и, открыв книгу, принялся за еду. Килька была невкусной, отдавала глиной, чёрствый хлеб пахнул плесенью, но он, не обращая на это внимания, разглядывал картинку в раскрытой книге.