— Во дворе, — сказала Вера Петровна и указала на ключ, висевший на гвоздике возле двери. — Его гараж справа. Олежек, проводи, и сразу возвращайтесь. А я пока позвоню в больницу.

Николай Петрович загнал «уазик» в гараж и, простившись, удалился. Зуев ещё раз осмотрел салон машины и в кармане за сиденьем обнаружил ещё одну пачку десятирублёвок. Олег за ним не подглядывал, он уселся за руль и примерялся к педалям и рычагу коробки скоростей.

— Пойдём, парень, — сказал Зуев. — Бабушка из окна нас выглядывает.

— Это соседка, — сказал Олег. — Нос ней можно дружить.

Зуев пристально взглянул на него. «Странный парень, — подумал он. — Отец при смерти, а его это вроде и не колышет».

Зайдя на кухню, Родион повесил на гвоздик ключ от гаража, выложил на стол паспорт Размахова и все, какие нашёл, деньги.

— Наверно, хотел потратить на церковь, — сказал он. — Но теперь они ему самому нужны. Да и парню на что-то жить надо.

— Сергей мне деньги оставил, — сказала Вера Петровна. — А эти я запру в комод. Может такое случится, что ему придётся к московским докторам ехать, а те денежки любят.

Она поставила на стол чайные чашки, варенье в блюдце и печенье.

— А вы сами как знаете Серёжу? — спросила Вера Петровна, когда Зуев основательно приложился к чаю. — У вас в городе есть где остановиться?

— У меня здесь живёт родная тётя, — ион посмотрел на Олега. — В этой квартире кроме хозяина кто-нибудь прописан?

— Я поняла, что вы хотели сказать, — оживилась Вера Петровна. — Завтра же займусь его пропиской.

— Моя тётя долгое время была начальником паспортного стола, — сказал Зуев. — Если надо помочь, то я оставлю её номер телефона.

— Большое спасибо, — она взялась рукой за чайник. — Налить ещё?

— Не надо, — отказался Родион. — Мне надо идти. Завтра я с утра пойду в больницу, а после позвоню вам.

— Ах ты, господи! — спохватилась Вера Петровна. — Совсем дырявою стала память. Мне сказали, что врач освободится через пятнадцать минут, а я и забыла.

Она вышла в коридор к телефону и скоро вернулась, явно огорчённая тем, что узнала.

— Состояние стабильно тяжёлое. Пока никаких посещений и продуктовых передач.

На этот раз серьёзность положения, в котором находился отец, стала доходить и до сына.

— Что с ним? Он выздоровеет?

— Будем надеяться на лучшее, — тихо промолвила Вера Петровна. — А я завтра в церковь пойду, кроме как там, искать помощи простому человеку сейчас негде.

5

Во время пожара Размахов испытал и перенёс ни с чем не сравнимые боль и ужас. Их не облегчило даже временное беспамятство, он всё видел и всё чувствовал. Однако его мучения только начались. Видимый огонь на нём затушили, но ему всё казалось, что он продолжает гореть — это пылало нестерпимой болью повреждённое пламенем тело, гортань перехватила неодолимая сухость, язык одеревенел, глаза невозможно было даже приоткрыть, поскольку кожа на верхней части лица пострадала особенно сильно и веки прикипели к глазницам.

Невыносимая боль временами полностью затмевала его сознание, и когда доцент вытащил его из вагончика, он провалился в кромешную тьму, за которой начинается человеческое небытие, но организм изо всех сил сопротивлялся уничтожению. К счастью, на помощь успела медсестра и сделала несколько спасительных уколов, после чего ощущение огненной боли притупилось, и она на какое-то время стала восприниматься как болезненный жар, у него почти до сорока градусов поднялась температура, и неповреждённые части тела покрылись потом.