Под влиянием обезболивающих лекарств Размахов впал в сумеречное состояние, в котором пробыл до тех пор, пока не очнулся в операционной, где начали снимать повязки. И Сергей опять погрузился в пучину невыносимой боли, потому что каждую повязку, хотя их и смачивали тёплой водой, приходилось снимать вместе с кожей и мясом, и он несколько раз терял сознание, но за ним приглядывали и поддерживали жизненный тонус своевременно введёнными лекарственными препаратами. Сняв повязки, переменили простыню и стали протирать обширные, а кое-где и глубокие, ожоги салфетками, смоченными раствором аммиака. Потом всё осушили свежими салфетками, обработали и наложили марлевые повязки. Ему стало чуть легче, но он не догадывался, что эти болезненные процедуры ему предстоит терпеть каждый день.

К концу первой недели чувствовать себя лучше Размахов не стал. Он лишь кое-как притерпелся к страданиям, которые скоро отяготились часто повторяющимися кошмарными сновидениями о том, что ему пришлось пережить в ту страшную огненную ночь.

В них он видел себя рядом с вагончиком, снова явственно слышал, как мимо храма проезжает тяжело нагруженный «газон», который поднялся по переулку на взгорок, осветил вокруг фарами и пропал из виду. Скоро раздались голоса возле клуба, из которого выходили после киносеанса люди, он услышал над собой шум крыльев и понял, что это пролетел его голубь, затем почувствовал духоту вагончика и, особенно остро то, как железная крыша источает накопленный за день жар. Размахов открыл дверь и освежил своё нутро прохладным сырым воздухом. Шёл мелкий и частый дождик, Сергей лёг на лежак и скоро окунулся в сон, который действительно ему привиделся в ту огненную ночь.

Ему снилось, что он идёт к своему храму, который сияет белоснежной отделкой стен, голубыми рамами окон, зеленью крыши и золотом возглавного креста, поднимается на паперть, и дедушка Колпаков отворяет перед ним двери. И Сергей, неуверенно осенив себя крестным знамением, переступает порог и видит, что внутри храм совсем не обустроен и находится в запустении и разрухе. И только остатки росписи на стене и сохранившийся купол напоминают о том, что когда-то здесь люди славили господа и чаяли от него вечной жизни.

Сергей делает несколько шагов по каменному полу, и его вниманием завладевает столп света, который падает из окна в сторону алтаря на то место, где когда-то находился престол, и над самым святым в храме местом кружит и кувыркается, вспыхивая радужным оперением, голубь. Размахова охватывает восторг, он простирает руки, ожидая, что голубь подлетит к нему, присядет на плечо и заворкует. Но неожиданно голубь взрывается как световая граната и превращается в огненный шар, который обрушивается на Размахова обжигающей темнотой и беспамятством.

Через два дня, очнувшись от кошмарного сна, Сергей вдруг вспомнил, что горел не в храме, а в вагончике. Сомнения всё-таки оставались, и он через медсестру вызвал лечащего врача.

— Что тут у нас? Я вижу, что вы совсем молодцом.

— Где я обгорел? — задыхаясь, прохрипел Размахов.

— Разве это имеет какое-нибудь значение?..

— Имеет…

— В истории болезни об этом не сказано. Постарайтесь забыть то, что с вами случилось. Вам предстоит непростое и длительное лечение, поэтому сосредоточьте всю свою волю на своём выздоровлении.

Через неделю Размахов несколько окреп, даже начал разговаривать, и врач разрешил допускать к нему посетителей.

Вера Петровна и Олег пришли к нему первыми.

— Лежи, Серёжа, и помалкивай! — встревожилась соседка, когда он дёрнулся, чтобы обнять сына. — Нам врач строго-настрого наказал, чтобы ты говорил как можно меньше, поэтому помолчи.

— Как вы там? — медленно произнёс Сергей, и у него на глаза навернулись слёзы.