Где-то совсем рядом была жизнь, и выпавший из неё почти целиком Сергей остро затосковал о том, что вряд ли удастся дожить до первого снега, погрузиться в его молодящую тело и душу свежесть, попробовать на вкус, в конце концов, слепить голыми руками снежок и запустить им в дверь гаража во дворе своего дома.
Постоянно пребывающее в огне сердце Размахова заподрагивало. Он заскрипел зубами и беззвучно заплакал, и скоро его глазницы наполнились слезами, которые он кое-как сумел промокнуть полотенцем, но не досуха, и свет уличного фонаря дробился в его глазах, рассыпаясь на множество искр, которые можно было принять за снег, и это видение Сергея заворожило и успокоило.
6
Расставшись с Верой Петровной, Зуев сел на трамвай и всю дорогу до тётушкиного дома размышлял, куда ему идти — к ней или к Галине. Выйдя на остановке, он, не торопясь, дошёл до знакомого подъезда, постоял и скорым шагом двинулся туда, где его ждало угощение «горячими пирожками», а их, судя по её нетерпеливому нраву, у молодой женщины было приготовлено для Родиона в избытке.
Побывавшему не раз в опасных переделках боевому офицеру оказалось непросто преодолеть шесть лестничных маршей до нужной квартиры. Перед Галиным этажом поставил чемодан на площадку, поднялся на несколько ступенек, выглянул на лестничный марш и тотчас поспешил обратно, потому, что где-то наверху хлопнула дверь, и кто-то дробно застучал каблуками по бетонным ступенькам. Это была школьница, которая, потряхивая большими белыми бантами, пробежала, на ходу поздоровавшись, мимо Зуева, а он, поняв, что глупо торчать перед дверью, взялся за ручку чемодана.
Смотрового глазка на двери не было, но Галя распахнула дверь без задержки, и по её радостно засиявшему лицу он понял, что она счастлива его видеть.
— Вот, приехал…
— Заходи, Родя, — защебетала Галя. — Я тебя сегодня с утра в окно выглядываю, но занялась стряпнёй и проглядела.
— Может, я потом зайду, — нерешительно произнёс Зуев. — Где сынишка?
— Я одна-одинёшенька! — засмеялась Галя и потянула его за рукав. — Сын в садике.
В прихожей, когда за ним захлопнулась входная дверь, Родион почувствовал себя увереннее и, поставив чемодан на пол, шагнул вперёд, они обнялись, и Галя, отступая шаг за шагом, повлекла его в спальню, где Зуев, торопливо раздевшись, испробовал впервые в жизни «пирожок» с начинкой сладчайшего восторга, который только дан человеку природой.
— Ты, Родя, сегодня пришёл ко мне сам не свой, — сказала Галя. — Может, что случилось?
— Хороший человек в беду попал, — и Зуев рассказал ей про Размахова. — Почему так жизнь несправедливо устроена: хорошие люди мучаются, а негодяи живут припеваючи?
— Ах, Родя! В жизни всё рядом — и хорошее, и плохое. Я смотрю только на её светлую сторону, а что там, в тени, меня ни капельки не интересует. Конечно, жаль твоего друга, но своей тоской ты ему не поможешь. Может, ему лекарства будут нужны, так у меня блат в аптечном управлении.
— Он сильно обгорел, — мрачно сказал Зуев. — Я видел таких в Афгане, долго они не живут, но мучаются, не приведи господи!
Галя была не склонна говорить об этом и увлекла Родиона приготовлением к праздничному обеду, которым решила отметить его вселение в квартиру. Зуев вызвался сходить в магазин и получил в руки список всего, что нужно купить, и вместе с ним увесистый кошелёк.
— У меня деньги есть.
— Вот и хорошо, что есть, — сказала Галя. — Они тебе пригодятся, а это расходные на прожитие. Там же талоны на масло и колбасу.
Она придирчиво его оглядела и подвела к зеркалу.
— Пиджак никуда не годится, а брюки пока сойдут за первый сорт. |