— Ты, мужик, не стесняйся, если что надо, то говори. Я ведь в твоём положении полгода отвалялся. И ты не мякни. Даст бог, поправишься.

Сергей не ответил, ему невыносимо, до горючих слёз, стало жаль себя, поскольку на пороге смерти любой человек в силу инстинкта самосохранения больше всего страшится расставания с собой, ведь, умирая, он, в первую очередь, теряет самого себя, а уже затем — родных и близких. Уходящему из круга живых в его последние минуты ни до кого нет дела, всё его внимание обращено на самого себя, потому что ему предстоит совершить самый главный поступок своей жизни — принять таинство смертного преображения, пройти к будущей жизни через полосу огненной тьмы, которая очищает душу от всего земного.

Всем людям не избежать этого испытания, но у каждого оно случается по-своему. Для Размахова очищение огнём началось в полном сознании, он понимал всё, что с ним происходит, но до конца ещё не догадался, кто погрузил его в огненную купель, чтобы очистить душу от скверны, после чего он станет достоин посмертного счастья единения с Богом.

Слёзы затмили Сергею глаза, он шевельнулся, хотел поднять руку к лицу, но смог только сбить со стула возле кровати пустую кружечку. Сосед поднял её, глянул на Размахова и вздохнул:

— Зря казнишь себя. То, что должно было случиться, уже случилось. Радуйся тому, что жив. Погоди, я сейчас промокну тебе глаза салфеткой.

Слова участия приободрила Размахова, и он попытался пошутить:

— Вот, не было счастья, так несчастье помогло: промыл глаза плачем и стал нормально видеть.

— Слёз стесняться не надо, я тоже плакал, даже выл, когда меня привезли сюда.

— Где тебе не повезло?

Сосед поморщился и громким шёпотом сообщил:

— Пошёл в кладовку со свечкой за спиртом и уронил огонь в полную трёхлитровую банку. Хотел свояка попотчевать, а ему пришлось спасать хозяина и тушить пожар.

Даже короткий разговор утомил Размахова, и он погрузился в полудрёму, в которой слышал всё, что происходит вокруг. Скоро к соседу пришла жена и забрала его на прогулку в больничный сад. Санитарка распахнула окна палаты и, шлёпая мокрой тряпкой, протирала пол и ворчала на больных, которые были для неё неряхами и грубиянами. Возле тумбочки санитарка обнаружила пустую баночку из-под сметаны и прочитала Сергею нотацию, на что он отреагировал лёгкой улыбкой и замечанием, что у неё очень приятный голос. Санитарка опешила и, не зная, как отреагировать на сомнительную похвалу, шлёпнула мокрую тряпку на пол и принялась протирать проход, задевая своей внушительной кормой койку.

Вечером дежурная санитарка торопливо покормила Сергея рисовой кашей, но он не насытился и удивился своему аппетиту. Обычно больные едят мало и неохотно, а на него напал жор, и он окликнул соседа:

— Помоги, брат, поесть.

— Не проблема. Сейчас организуем застолье. Моя Люба помидоры принесла, а у тебя что? Так, курочка, как раз к помидорам. Не худо бы к такой закуси соточку, но это не про нас. Я как хлебнул горящего спирта, так и зарёкся.

Курица и помидоры пришлись Размахову по вкусу. Он, не торопясь, съел грудку, большой мясистый помидор, подождал, когда сосед дожует куриную ногу, и поинтересовался:

— Стало быть, ты с пьянкой завязал?

— Не было счастья, так несчастье помогло. Ведь до этой беды меня жена и грызла, и ласкала, чтобы я пить бросил, всё без толку. Нашему брату, чтобы избавиться от дурной привычки, надо обязательно получить чем-нибудь тяжёлым по бестолковке, чтобы в ней колесики завертелись в правильном направлении. А ты крепко бухал?

Но Размахова в палате не было, насытившись, он опять погрузился в свои огненные сновидения, скрипя зубами и вздрагивая, переживал всё, что с ним случилось, и очнулся уже вечером, когда в палате включили свет, и она наполнялась торопливым лиственным шумом, который, волна за волной, накатывался из полуоткрытого окна.