— Что же ты молчком собираешься? — сказала мать, и в её голосе послышалась слёзная обида.

— Пока говорить нечего, — Зуев обнял её за плечи. — Тётя Варя приглашает переехать к ней жить. Ты ведь понимаешь, что здесь мне работу не найти.

— Всё равно ты всего не договариваешь, — сказала мать. — И с чего это Варвара так раздобрилась? Берёт тебя к себе, а раньше об этом не заговаривала.

— Наверно, хочет мне помочь, — стараясь не глядеть в глаза матери, сказал Родион. — Она всегда меня привечала.

Ложь во имя душевного спокойствия матери далась ему без особых затруднений, хотя он не способен был даже на малейшую неправду. Но сейчас вот соврал и не поперхнулся, чтобы уехать завтра без материнских слёз и обиды, что сын покидает её из-за вспыхнувшей привязанности к малознакомой женщине.

Вечер Зуев провёл за сборами в дорогу, но мыслями был уже в городе и понемногу уже начинал трепетать от одного только воспоминания о том, что было минувшей ночью. Завтра ему предстояло пойти в отношениях с Галей до крайней точки, и это пугало, потому, что у Зуева не было никакого опыта интимной близости с женщиной, кроме одного случая в училище, когда его курс был на полевом выходе в учебном центре.

Жили они в палатках, и однажды в душную ночь Зуева толкнул сосед:

— Иди, Родька, за столовую, там такая чувиха…

— Кто? Зачем? — спохватился Зуев с подушки, хлопая спросонья глазами.

— Поторопись! Ребята уже собираются по второму разу идти. Давай и ты приобщись. Она в кустиках за кухней.

Не соображая, что делает, Родион, подталкиваемый приятелем, выбрался из палатки и потрусил в заданном направлении. Навстречу ему попался командир отделения, который одобрительно хлопнул его по плечу и указал на проход между двух кустов, где что-то заметно пошевеливалось. Зуев приблизился и увидел раздвинутые белые ноги и между ними то, к чему сразу прилип взглядом.

Женщина хрипловато хохотнула и, зацепив ступнёй его ногу, потянула к себе. Родион уронил расстёгнутые штаны на сапоги, упал на мягкое облепившее его со всех сторон тело и через мгновенье излил свой огонь в липкую мокроту, после чего испытал такой острый приступ отвращения, в первую очередь к себе, что его чуть не стошнило. Он на четвереньках спятился с женщины, подхватил спадавшие на каждом шаге штаны и помчался к своей палатке.

Наутро он с содроганием вспомнил о ночном приключении и похолодел от страха, что подхватил какую-нибудь заразу, но довольно скоро успокоился и даже с интересом посмотрел на рябую мордатую бабу, которая на двухколёсной тележке везла от кухни бочку с помоями в сторону деревни, а за ней, перемигиваясь, шли двое солдат из хозобслуги учебного центра.

Курсантская жизнь жёсткой муштрой выбила из головы Зуева память об амурном приключении, затем у него началась нешуточная любовь путём коротких свиданий и взаимной переписки с невестой, которая тянулась два года, и за всё это время он не имел случая убедиться в своей мужской состоятельности на деле. После ранения Родион стал ещё более одинок, и встреча с Галей стала для него потрясением, и сейчас он ни о чём другом не мог и думать, только об её обжигающих поцелуях и трепещущих прикосновениях стосковавшийся по ласке молодой женщины.

Чтобы успокоиться, Родион принялся колоть дрова и махал колуном до темноты, пока не стемнело, а потом включил во дворе свет и переносил все поленья в сарай, крепко устал, но добился главного — уснул, как только головой прикоснулся к подушке, спал без сновидений и встретил утро в радостном настроении.

По привычке он включил радио: заваруха в Москве ещё не закончилась, но успех уже был на стороне Ельцина, из столицы начали выводить войска, и москвичи бурно ликовали по случаю уже близкой победы демократии.