— Вот вы, майор, поздоровались со мной, надо понимать, здоровья мне пожелали! — вспыхнул Сухов. — А мне постоянно угрожают, о чём я вас уже поставил в известность. А ведь я номенклатура обкома партии, у меня сорок лет журналистского и партийного стажа.

— Ваше заявление принято к проверке, — невозмутимо заметил Буряк. — Но те, кого вы обвиняете в преступных замыслах, числятся в знаменосцах перестройки и тоже заявляют о своих заслугах. Я не знаю, кого слушать: то ли вас, то ли антибюрократов.

— Майор, вы же коммунист! — вскипел Сухов. — Они уже дошли до того, что грозятся снести памятник Ленину.

— Сейчас я сначала сотрудник органов правопорядка, а уж потом — коммунист. Наш райком партии на замке, а министр и начальник областного УВД на своих местах. Вот и я хочу быть на своём месте.

— Но Смирнов со своими антибюрократами грозят захватить редакцию газеты.

— Это не ко мне, — хладнокровно ответил Буряк. — Вот сейчас Кидяев выйдет из машины, и можете жаловаться ему.

Райисполкомовская «Волга» с присущим Паулкину шиком мягко остановилась возле крыльца. Тимофей Максимович не успел захлопнуть дверцу, как оказался в кольце из нескольких весьма решительных граждан, коими предводительствовал заглавный антибюрократ района Смирнов, высоко в руках державший плакат: «Партбюрократов — на свалку!»

— Мы требуем выполнения резолюции митинга! — вразнобой прокричали антибюрократы.

Тимофей Максимович едва не вспылил, но вспомнил о толерантности и поинтересовался:

— Какого по счёту митинга? Вы у меня весь день под окнами шумите, но ни одной вашей резолюции я не видел.

Смирнов достал из внутреннего кармана пиджака измятый листок бумаги и протянул Кидяеву.

— Требуем стопроцентного доступа к средствам массовой информации. Долой суховщину и самого редактора!

— Сухов, — сказал Кидяев, весьма довольный тем, что антибюрократы не бьют по районным верхам. — На тебя жалуется общественность.

— Какая общественность! — мученически возопил редактор. — Бегают возле райисполкома шесть чокнутых на горбачёвской демагогии придурков и кричат, что они общественность.

Антибюрократы от ярости чуть не защёлкали зубами и двинулись в сторону редактора, который весьма резво спрятался за спину Буряка.

— Егор, ты неправ, — сказал Кидяев. — К народу надо прислушиваться.

Председатель райисполкома проследовал в вестибюль, за ним двинулся Буряк, и лишённый защиты редактор заметался на крыльце, спуск с которого сторожили его решительно настроенные противники. Путь в родную редакцию был отрезан. И Сухов отступил в здание, решив отсидеться в кидяевской приёмной, пока антибюрократами не овладеет митинговый зуд, и они устремятся к вокзалу, где, дождавшись прихода пригородного поезда, начнут митинговать и требовать от всех, кто им только попадётся на глаза, подписаться под резолюцией о передаче всей полноты власти в редакции районки антибюрократической оппозиции.

Тем временем Кидяев многообещающе обласкал первопроходцев кооперативного движения и фермеров и посулил им режим наибольшего благоприятствования на вверенной ему территории. Затем включил селекторную связь, выслушал отчёты с мест и поставил руководителям хозяйств задачу на ближайшую неделю:

— Теперь — общая установка для всех. Выделите людей на заготовку соломы в Казахстане. Подробную роспись получите к вечеру. Но людей нужно настраивать сейчас. Главное для нас — зимовка скота. Солома соломой, но, в основном, ориентируйтесь на внутренние резервы. Область обещала фураж, но это ещё журавль в небе. Всё! Конец связи!

Мелкий клерк Зуев, занимавшийся охраной памятников в районе, которого впервые позвали на совещание, поёживался и недоумевал, зачем он понадобился предрика, и вдруг его осенило — Кидяев нацелился турнуть его в Казахстан за соломой.