|
Сплоховал я, преглупая вышла история, да и кончиться это могло для меня худо. Благодарствую, Байфилд, дружище, я выпью всего один глоточек -- это ничуть не повредит мне, а только прибавит сил. Он взял флягу и уже поднес было ко рту. Но тут у него отвалилась челюсть, и рука застыла в воздухе. -- Он теряет сознание! -- закричал я. -- Нервы не выдержали... -- Нервы, как бы не так! Это еще что? Далмахой с изумлением уставился на что-то за моей спиной, и в ту же секунду я услышал еще новый голос: он шел откуда-то сзади, словно бы из облаков. -- Призываю вас в свидетели, мистер Байфилд... Подумайте сами: целых шесть дней меня кружило в водовороте всех мыслимых страхов и тревог. Гак можно ли винить меня, ежели чувства мои и ощущения были обострены до предела? Я вздрогнул и, точно стрелка компаса, поворотился на этот голос, предвидя новую опасность. На полу корзины, у самых моих ног, лежала груда пледов и теплой одежды. И вот из этой-то кучи постепенно, с трудом, высунулась рука, сжимавшая порыжелую касторовую шляпу, потом лицо, как бы несколько негодующее, с очками на носу, наконец, из кучи вылез, пятясь задом, крохотный человечек в поношенной черной одежде. Стоя на коленях и упираясь руками в пол, он выпрямился и с безмерной укоризной посмотрел сквозь очки на Байфилда. -- Призываю вас в свидетели, мистер Байфилд! Байфилд отер лоб, на котором проступила испарина. -- Дорогой сэр, -- заикаясь, выговорил он. -- Это все ошибка... Я тут не виноват... Сейчас все вам объясню... -- И вдруг его будто осенило: -- Позвольте вам представить, мистер Далмахой, мистер... -- Меня зовут Овценог, -- чопорно сказал человечек. -- Но если вы позволите... Долмахой игриво присвистнул. -- Слушайте, слушайте! Внимание! Его зовут Овценог! На Грампианских горах его отец пас свои стада -- тысячу овец и, естественно, вчетверо больше ног. Позволить вам, Овценог? Но, дорогой мой, на этой высоте каждая лишняя нога для нас обуза, а у всякой овцы их четыре, стало быть, на вас учетверенная вина! Еле сдерживая истерический смех и стараясь восстановить равновесие, Далмахой ухватился для верности за канат и отвесил вновь прибывшему поклон. Мистер Овценог обвел всех присутствующих изумленным взором и встретился глазами со мною. -- К вашим услугам, сэр: виконт Энн де Керуаль де Сент-Ив, -- представился я. -- Не имею ни малейшего понятия, как и зачем вы здесь очутились, но вы можете оказаться ценным приобретением. Со своей же стороны, -- продолжал я (мне вдруг пришло на память четверостишие, которое я тщетно пытался вспомнить в гостиной миссис Макрэнкин), -- имею честь напомнить вам несколько строк из неподражаемого римлянина Горация Флакка: Virtus recludens immeritis mori Caelum negata temptat iter via, Coetusque volgares et udam Spernit humum fugiente penna [65]. |
