Флора во многих
отношениях была девушка необыкновенная, но как истой представительнице
прекрасного пола ей свойственно было бесповоротное и неискоренимое недоверие
ко всяческим хитрым изобретениям.
Должен вам признаться, что и моя вера в аэростатику была всего лишь
слабой былинкой, весьма нежным, тепличным растением. Если мне удалось
правдиво описать мои ощущения во время спуска с Локтя Сатаны, то читатель
уже знает, что я до смерти боюсь высоты. Признаюсь в этом еще раз. По
ровному месту я готов передвигаться в самой тряской карете со всей
беззаботностью перекати-поля; подбросьте меня в воздух -- и я пропал. Даже
на шаткую палубу корабля, уходящего в море, я ступаю скорее с привычной
покорностью, нежели с доверием.
Но, к моему невыразимому облегчению, "Люнарди" летел все дальше и выше
почти безо всякой качки. Казалось, он совсем не движется, и только по
измерительному прибору да по клочкам бумаги, которые мы бросали за борт,
заметно было, что это не так. Время от времени шар медленно поворачивался
вокруг своей оси, как показывал компас Байфилда, но сами мы об этом ни за
что бы не догадались. Никаких признаков головокружения я уже не испытывал
просто потому, что для него не было причин. Мы оказались единственным
предметом в воздушном просторе, и наше положение в пространстве не с чем
было сравнивать. Мы словно растворились в объявшей нас прозрачной тишине, и
смею вас заверить -- конечно, я могу отвечать только за виконта Энна де
Сент-Ива, -- что минут пять мы чувствовали себя чище и невинней
новорожденного младенца.
-- Но послушайте, -- заговорил Байфилд. -- Ведь я как-никак на виду у
широкой публики, и вы ставите меня в дьявольски неловкое положение.
-- Да, это неловко, -- согласился я. -- Вы во всеуслышание объявили
себя одиноким путешественником, а здесь, даже если смотреть невооруженным
глазом, нас четверо.
-- Но что же мне делать? Разве я виноват, что в последнюю минуту ко мне
ворвались двое сумасшедших...
-- Не забывайте также про Овценога.
Байфилд определенно начинал выводить меня из терпения. Я оборотился к
безбилетному пассажиру.
-- Быть может, мистер Овценог соизволит объясниться? -- спросил я.
-- Я уплатил вперед, -- начал Овценог, радуясь случаю вставить хоть
слово. -- Я, видите ли, человек женатый.
-- Итак, у вас уже двойное преимущество перед нами. Продолжайте, сэр.
-- Вы только что были так любезны, что назвали мне ваше имя, мистер...
-- Виконт Энн де Керуаль де Сент-Ив.
-- Ваше имя нелегко запомнить.
-- В таком случае, сэр, я мигом приготовлю для вас памятку специально
для этого путешествия.
Но мистер Овценог вновь заговорил о своем:
-- Я человек женатый, сэр, и. |