Изменить размер шрифта - +
Я кинулся к нему,
но он едва не утопил меня в пьяных слезах и многословных жалобах. Оказалось,
он  двадцать девятого привез из столицы  семью  какого-то буржуа и последние
три дня только и  делал, что  колесил по Этампу, а ночами спал пьяным сном в
своем экипаже. Я обрадовался случаю и посулил хорошо ему заплатить, ежели он
свезет меня в Париж. Он-то на все готов, шмыгая носом, объявил кучер.
     -- Мне все едино, хоть бы и помереть, потому как, сами знаете, мсье, до
Парижа нам нипочем не добраться.
     -- Все лучше, чем торчать здесь, -- отвечал я.
     Бог  весть  почему,  ответ мой  его до крайности  насмешил. Он принялся
уверять меня, что я большой  смельчак,  и  предложил немедля  садиться. Пять
минут спустя мы уже тряслись по дороге в Париж. Правда, мне казалось, -- что
мы не двигаемся с места: серая кобыла насилу переставляла ноги, и с таким же
трудом ворочался язык ее хозяина. Он рассказывал мне всяческие басни  о трех
днях,  которые он  провел в Этампе. Видно,  здешние испытания  тяжким грузом
легли ему на душу и заслонили все события прежней его жизни. О войне же и  о
недавних грозах, прогремевших над миром, ему нечего было сказать.
     Ежели император и в самом деле был где-то под
     Фонтенбло,  мы вполне могли столкнуться на дороге  с  его кавалерийским
дозором;  однако  же  дорога  оказалась  пустынна,  и  перед  рассветом,  не
повстречав ни души, мы благополучно въехали в Лонжюмо. Мы подняли с  постели
хозяина  кабачка,  и  он, зевая  во весь  рот, стал  уверять, будто мы  едем
прямиком навстречу  собственной  гибели,  но  мы  задали  корму нашей серой,
наглотались  премерзкого коньяку и  снова пустились в  путь. Небо на востоке
постепенно  светлело,  и  я  все  прислушивался,   не  загремят  ли  впереди
артиллерийские  залпы. Но Париж безмолвствовал.  Мы миновали Со  и подъехали
наконец к предместью Монруж  и к  городской  заставе. Ворота стояли настежь,
застава была покинута: часового и таможенника и след простыл.
     --  Где  вам угодно сойти, мсье?  -- осведомился мой кучер и,  напрягши
память, прибавил, что где-то  в мансарде на улице Монпарнас у него есть жена
и двое  обожаемых  малюток и до  стойла его  кобылы  оттуда рукой  подать. Я
расплатился и, сойдя на пустынный тротуар, проводил  его взглядом. Из дверей
за моей спиною выскочил мальчонка и с разбегу налетел на меня. Я схватил его
за шиворот и строго спросил, что приключилось с Парижем.
     -- Не знаю, -- отвечал малыш. -- А  мама  наряжается,  она меня поведет
глядеть парад. Tenez! [68].
     Он  показал пальцем в конец длинной улицы.  Оттуда  надвигалась колонна
пруссаков в синих мундирах -- она маршировала через весь Париж, чтобы занять
позиции на Орлеанской дороге.
     Вот  и ответ на мой вопрос. Париж сдался! И я вступил в  него с юга как
раз  вовремя, чтобы  увидеть, коли  того пожелаю,  как  с севера вступает  в
столицу  Франции  его величество император Александр. Вскорости я смешался с
толпою,  которая  двигалась  к  мостам,  а потом рассыпалась по  всему  пути
следования Александра, от Барьер де Пантен до Елисейских полей, где и должен
был  состояться грандиозный  парад.
Быстрый переход