Ну, а сама ляжешь у меня в спальне.
Я невольно восхитился предусмотрительностью и тактом старой вдовы, и,
разумеется, неуместно мне было ей перечить. Не успел я и глазом моргнуть,
как уже остался один на один с унылым подсвечником -- общество не из
приятных! -- и наполовину с радостью, наполовину с досадой разглядывал нагар
на свече. Бегство мое удалось: властная, уверенная в себе хозяйка дома,
которая взялась все уладить, внушала мне полнейшее доверие, и я уже
воображал, как подкатываю к дверям дядюшки. Но -- увы! -- сердечные мои дела
оставляли желать лучшего. Я видел Флору наедине и разговаривал с нею; я
держался смело до дерзости и принят был благосклонно. Я любовался ею, когда
щеки ее заливал нежнейший румянец, радовался откровенной доброте, что
светилась в ее взоре, обращенном ко мне, -- и вдруг на сцену, словно
предвестник страшного суда, выходит грозное видение в нелепом чепце и с
огромнейшим пистолетом и в мгновение ока разлучает меня с моей возлюбленной!
Благодарность и восхищение спорили в душе моей с вполне естественной жгучею
досадой. Тайное и дерзкое вторжение мое в ее дом не могло не вызвать самых
дурных подозрений. Но старуха повела себя превосходно. Ее великодушие
оказалось столь же несомненным, как и мужество, и я опасался, что
проницательность ее нисколько им не уступит. Мисс Флоре, разумеется,
приходилось выдерживать зоркие теткины взгляды, и, разумеется, она была
встревожена. Короче говоря, мне оставалось только одно: воспользоваться
мягкой постелью, попытаться поскорее уснуть и пораньше подняться в надежде,
что утром мне больше посчастливится. Сказать так много и, однако, так и не
договорить, уйти бог весть куда, даже не простясь по-настоящему, -- нет, это
было выше моих сил!
Я уверен, что благожелательная ведьма сия всю ночь не сомкнула глаз,
чтобы в нужную минуту помешать моим замыслам. Задолго до рассвета она со
свечой в руке уже стояла у моей постели, разбудила меня, положила передо
мною какую-то мерзкую, грубую одежду, а мое платье велела свернуть в узел,
ибо оно никак не годилось для предстоящего путешествия. С горечью и неохотой
я облачился в деревенское платье домотканой материи, жесткой, как дерюга,
изяществом покроя напоминающее саван, и, выйдя из спальни, обнаружил, что
мой грозный цербер уже состряпал мне обильный завтрак. Она села во главе
стола, налила себе чаю и все время, пока я ел, занимала меня разговором,
полным здравого смысла и начисто лишенным обаяния. Сколько раз я сожалел,
что это она сидит со мною за столом! Сколько раз проклинал тетушку,
сравнивая ее с очаровательной племянницей! Но если хозяйка моя была отнюдь
не красавица, зато она не пожалела хлопот, чтобы мне помочь. Она уже
переговорила с моими будущими спутниками, и план, предложенный ею, показался
мне на редкость разумным. |