Изменить размер шрифта - +

     Вулф взглянул на меня и отступил на шаг, чтобы я смог открыть заднюю дверцу. Мне не хотелось прикасаться ни к дверце, ни к чему-либо еще в

машине, но ведь он мог быть еще живым. Я открыл дверцу и наклонился. Лучше всего проверить дышит человек или нет, положив на ноздри что-нибудь

легкое и пушистое, но под рукой ничего не оказалось, и я взял его запястье. Пульс не прощупывался. Рука была еще теплой - да и как могло быть

иначе, - всего час назад я видел его в танцзале. Но уже виднелись две-три запекшиеся кровинки и ничего больше. Я провел кончиками пальцев по

голове и нащупал глубокую вмятину. Попятившись, выпрямился и сказал:
     - Вряд ли он жив. Я останусь здесь, а вы идите в дом. Как не печально, но придется вам поставить в известность этого сукиного сына шерифа.

Скажите, чтоб прихватил с собой доктора, там их не меньше двух. Я полез в багажник, вытащил фонарик, включил его и направил луч на проход между

зданиями. - Это кратчайший путь. Пожалуйста. - Я протянул Вулфу фонарик, но он его не взял.
     - А нельзя ли...
     - Черт возьми, разумеется, нельзя. Есть один шанс из миллиона, что он жив, а если так, он может снова заговорить. Вам вовсе не обязательно

докладывать ему, что это Сэм Пикок, скажите, просто, что какой-то мужчина. Вот, возьмите.
     Вулф взял фонарик и удалился.

Глава 10

     Человеческий разум - это нечто совершенно непостижимое, по крайней мере, мой. Сейчас я мог бы занять его уймой других вопросов, но меня

мучил один: как Лили доберется домой? Я, можно сказать, ответил на него и уже решил, над чем думать в следующую очередь, когда в проходе

раздались шаги. Это был Хейт - тоже с фонариком, взятым, вероятно, у Лили. Он подошел, взглянул на труп, повернулся ко мне и спросил:
     - Ваша машина?
     Глупее вопроса он задать не мог бы, даже если бы готовился весь вечер. Как это могла быть моя машина, если у меня ее нет, о чем он

прекрасно знает?
     - Регистрационную карточку найдете сами, - ответил я. - Доктор где?
     - Садитесь на переднее сиденье и оставайтесь там! - приказал он.
     Хейт переложил фонарик в левую руку, направил свет мне в глаза, правая рука легла на рукоять пистолета на ремне.
     - Предпочитаю ни к чему в машине не прикасаться, - возразил я. - Если бы я захотел удрать, я бы, вероятно, уже давно это сделал. В

экстренных ситуациях я неплохо владею собой.
     - Я приказал вам сесть на переднее сиденье! Он вытащил пистолет.
     - Хоть я вас и уважаю, но идите вы к черту! Напрашивался вопрос: или он и впрямь настолько глуп, что полагает, будто я удеру или наброшусь

на него, или корчит из себя Джона Эдгара Гувера? Я по сей день так и не дал на него определенного ответа, поскольку последующие события еще

более все запутали. Вскоре послышались спотыкающиеся шаги, и Хейт направил луч фонарика в ту сторону. Показался лысый мужчина в броском

клетчатом пиджаке спортивного покроя. Это был Фрэнк Милхаус, доктор медицины, которого я знал в лицо, но не был с ним знаком. Он остановился у

багажника и стал озираться по сторонам, а Хейт сказал:
     - В машине, Фрэнк.
     Доктор заглянул в салон, повернулся к Хейту и спросил:
     - Что с ним такое?
     - Это вам должно быть лучше известно, - парировал Хейт.
     Поставив левое колено на сиденье, Милхаус приступил к осмотру.
Быстрый переход