Вулф взглянул на меня и отступил на шаг, чтобы я смог открыть заднюю дверцу. Мне не хотелось прикасаться ни к дверце, ни к чему-либо еще в
машине, но ведь он мог быть еще живым. Я открыл дверцу и наклонился. Лучше всего проверить дышит человек или нет, положив на ноздри что-нибудь
легкое и пушистое, но под рукой ничего не оказалось, и я взял его запястье. Пульс не прощупывался. Рука была еще теплой - да и как могло быть
иначе, - всего час назад я видел его в танцзале. Но уже виднелись две-три запекшиеся кровинки и ничего больше. Я провел кончиками пальцев по
голове и нащупал глубокую вмятину. Попятившись, выпрямился и сказал:
- Вряд ли он жив. Я останусь здесь, а вы идите в дом. Как не печально, но придется вам поставить в известность этого сукиного сына шерифа.
Скажите, чтоб прихватил с собой доктора, там их не меньше двух. Я полез в багажник, вытащил фонарик, включил его и направил луч на проход между
зданиями. - Это кратчайший путь. Пожалуйста. - Я протянул Вулфу фонарик, но он его не взял.
- А нельзя ли...
- Черт возьми, разумеется, нельзя. Есть один шанс из миллиона, что он жив, а если так, он может снова заговорить. Вам вовсе не обязательно
докладывать ему, что это Сэм Пикок, скажите, просто, что какой-то мужчина. Вот, возьмите.
Вулф взял фонарик и удалился.
Глава 10
Человеческий разум - это нечто совершенно непостижимое, по крайней мере, мой. Сейчас я мог бы занять его уймой других вопросов, но меня
мучил один: как Лили доберется домой? Я, можно сказать, ответил на него и уже решил, над чем думать в следующую очередь, когда в проходе
раздались шаги. Это был Хейт - тоже с фонариком, взятым, вероятно, у Лили. Он подошел, взглянул на труп, повернулся ко мне и спросил:
- Ваша машина?
Глупее вопроса он задать не мог бы, даже если бы готовился весь вечер. Как это могла быть моя машина, если у меня ее нет, о чем он
прекрасно знает?
- Регистрационную карточку найдете сами, - ответил я. - Доктор где?
- Садитесь на переднее сиденье и оставайтесь там! - приказал он.
Хейт переложил фонарик в левую руку, направил свет мне в глаза, правая рука легла на рукоять пистолета на ремне.
- Предпочитаю ни к чему в машине не прикасаться, - возразил я. - Если бы я захотел удрать, я бы, вероятно, уже давно это сделал. В
экстренных ситуациях я неплохо владею собой.
- Я приказал вам сесть на переднее сиденье! Он вытащил пистолет.
- Хоть я вас и уважаю, но идите вы к черту! Напрашивался вопрос: или он и впрямь настолько глуп, что полагает, будто я удеру или наброшусь
на него, или корчит из себя Джона Эдгара Гувера? Я по сей день так и не дал на него определенного ответа, поскольку последующие события еще
более все запутали. Вскоре послышались спотыкающиеся шаги, и Хейт направил луч фонарика в ту сторону. Показался лысый мужчина в броском
клетчатом пиджаке спортивного покроя. Это был Фрэнк Милхаус, доктор медицины, которого я знал в лицо, но не был с ним знаком. Он остановился у
багажника и стал озираться по сторонам, а Хейт сказал:
- В машине, Фрэнк.
Доктор заглянул в салон, повернулся к Хейту и спросил:
- Что с ним такое?
- Это вам должно быть лучше известно, - парировал Хейт.
Поставив левое колено на сиденье, Милхаус приступил к осмотру. |