Верблюды вытягивали длинные шеи и протяжно ревели; гортанно покрикивали смуглые погонщики, одетые в яркие халаты и высокие войлочные шапки. За плоскими жёлтыми крышами виднелись поросшие лесом склоны невысоких гор, а над ними – яркое синее небо.
– Прошу извинения, господа, – обратился по‑английски к Тумову Пигастер. – Когда и как мы можем двигаться дальше? Мы должны спешить. Очень спешить…
– Предлагают хоть сейчас, – сказал Тумов. – Но мне кажется, нам следует передохнуть и выехать завтра утром.
– На чем мы полетим? – прищурился Пигастер.
– А мы не полетим, – пояснил Тумов, наливая себе холодный айран. – Мы поедем на грузовиках, потом на верблюдах, потом на лошадях и, в заключение, пойдём пешком.
– Вы, конечно, шутите.
– Даже в мыслях не имел…
– Тогда я протестую, господа, категорически протестую. Это перечёркивает все планы. Нужны самолёты, вертолёты, вездеходы. Да, господа, если у вас их нет, Америка может доставить все это через два‑три дня.
– Я в отчаянии, мистер Пигастер, что вас так расстраивает способ передвижения, – вмешался по‑английски Очир. – Я в отчаянии и от того, что ваши американские самолёты и вертолёты, которые, бесспорно, очень хороши, будут здесь в Гоби так же беспомощны, как и наши. Гостеприимство не позволяет нам идти на риск. Мы не можем позволить, чтобы хоть один волос упал с головы кого‑либо из членов высокой комиссии.
Тумов чуть заметно подмигнул Озерову, поглядывая на лысину Пигастера.
– Там, на далёком юге, – продолжал Очир, – лежит пустыня, окружающая пустынные безлюдные горы. Там нет посёлков, нет даже стойбищ, нет складов горючего, нет аэродромов. Постоянные ветры и бураны необычайно затрудняют посадку самолётов и делают невозможным использование вертолётов.
– Самолёты и вертолёты летают даже в Антарктике, – заметил Пигастер.
– Летают и здесь, когда нет иного выхода, – спокойно сказал Очир. – Конечно, можно было бы подыскать посадочную площадку и оборудовать её для приёма экспедиции. Но на это потребуются ещё недели. И даже добравшись самолётом к подножию Адж‑Богдо, всё равно придётся ждать там прибытия лошадей. А на машинах комиссия доберётся за пять‑шесть дней. В наших краях машина и лошадь надёжнее самых новейших самолётов, господа.
– Решено, – громко объявил Тумов. – Едем на машинах. Голосую! Кто за?
Пигастер ослепительно улыбнулся:
– Вижу, что остался в меньшинстве.
* * *
Шестой день пробивался караван машин на юго‑восток, к подножию далёкого Адж‑Богдо. С помощью сапёров были пройдены крутые уступы Тамч‑Даба, хотя мистер Пигастер на каждом привале твердил, что перевал они не возьмут и только напрасно теряют драгоценное время. Когда цепочка машин поднялась на перевал и путешественники увидели красно‑оранжевое солнце, выплывающее из‑за пыльной мглы бескрайних пустынь, Тумов сказал американцу:
– Ну вот, все в порядке. Осталась меньшая половина.
– Надо ещё спуститься, – сухо заметил Пигастер, кутаясь в меховую куртку. – Интересно, какая здесь высота, мистер Тумов?
– Пустяки. Всего две тысячи семьсот пятьдесят метров над уровнем моря. Ровно на километр ниже, чем гребень Адж‑Богдо.
Пигастер покачал головой, но ничего не сказал. После отъезда из Кобдо он улыбался все реже.
К вечеру машины спустились с перевала.
Впереди лежали жёлтые плато Барун‑Хурая. Далеко на юго‑востоке, за грядой невысоких возвышенностей, которые едва проступали на горизонте, была заалтайская Гоби. Обжигающий ветер гнул к самой земле пучки высохшей травы. |