М. Бехтеревым в его труде «Внушение и его роль в
общественной жизни», т.-е. будем обозначать этими словами психическое воздействие вообще, то мы несомненно (и совершенно правильно) увидим в
искусстве актера могучее средство внушения.
Не прибегая к усыплению в практике своего гипноза, Распутин, как бы компенсируя этот метод, широко, по-видимому, пользовался, в целях
вящего внушения, искусством, «оставляющим удел актера. — В этом и заключалась, главным образом, та «хитрость гипнотизера», на которую указывает
G. Sticker, как на одно из средств успешного гипнотизирования.
«Удивительно у него подвижное и выразительное лицо», — говорит Е. Джанумова о Распутине 103, всматриваясь в него, словно вправду перед
ней был не «подвижник», а самый типичный актер «с лукавой добротой и лаской», с глазами, у которых «так разнообразно их выражение» и т. п. 104.
О том, что Распутин считался целым рядом лиц, не поддавшихся внушаемой им «святости», определенным «шарлатаном», т.-е. актером-фигляром,
выступавшим в роли чудодея, — об этом так же хорошо известно, как и о «притче во языцех», какой служил сам «старец» в последние годы
царствования. Романовых.
Актером называет и как актера трактует Распутина прекрасно знавший его С. П. Белецкий в своих записках. — Говоря о той поре жизни
Распутина, когда последний решился стать не монахом, как хотел того раньше, а странником и святошей-юродивым, что было более ему по душе и
скорей подходило ко всему складу его характера, — Белецкий пишет: «очутившись в этой среде в сознательную уже пору своей жизни, Распутин,
игнорируя насмешки и осуждения односельчан, явился уже, как «Гриша провидец», ярким и страстным представителем этого типа, в настоящем народном
стиле, будучи разом и невежественным и красноречивым, и лицемером и фанатиком, и святым и грешником, аскетом и бабником, и в каждую минуту
актером» 105.
«Присмотревшись к Распутину, — говорит в другом месте Белецкий, — я вынес убеждение, что у него идейных побуждений не существовало и что
к каждому делу он подходил с точки зрения личных интересов своих и Вырубовой. Но в силу свойств своего характера, он старался замаскировать
внутренние движения своей души и помыслов. Изменяя выражение лица и голоса, Распутин притворялся прямодушным, открытым, не интересующимся
никакими материальными благами, человеком вполне доверчиво идущим навстречу доброму делу, так что многие искушенные опытом жизни люди, и даже
близко к нему стоящие лица, зачастую составляли превратное о нем мнение и давали ему повод раскрывать их карты» 106.
«Будучи скрытным, подозрительным и неискренним, — прибавляет Белецкий к характеристике Распутина как актера в жизни, — умея носить на
лице и голосе маску лицемерия и простодушия, он вводил этим в заблуждение тех, кто, не зная его (а таких было много, в особенности из состава
правившей бюрократии), мечтал сделать из него послушное орудие для своих влияний на высокие сферы» 107. Несколькими страницами дальше Белецкий
подробно рассказывает, как Распутин «играл свою роль, желая выяснить, к чему клонились «настояния» того же Белецкого 108, и приводит
убедительный пример, насколько этот лицедей был неискренен в своих отношениях к высоким особам и как он старался в каждом случае найти
возможность подчеркнуть им, что все его помыслы и действия направлены исключительно к служению их интересам, доходящему до забвения им даже
своих личных обязанностей к семье или родным 109. |