|
Всё заставляет думать, что и вправду это был крайне талантливый и крайне искусный, несмотря на свою доморощенность, актер-самородок, понимавший не только сценическую ценность броского костюма «мужицкого пророка» (всех этих вышитых рубах цвета крем, голубых и малиновых, мягких особых сапог, поясов с кистями и т. п.), но и ценность особой, подобающей «пророку» «божественной речи». (Из дальнейшего будет ясно видно, какой именно идеал предносился в творческом воображении этого «актера».) Касаясь «нарочито нелепого» языка записок и телеграмм Распутина — М. Н. Покровский справедливо замечает в предисловии к «Переписке Николая и Александры Романовых»: «Не может быть, чтобы «божий человек» не умел говорить понятно по-своему, по-крестьянски, — но и ему, и его поклонникам обыкновенная человеческая речь показалась бы отступлением от ритуала. И только, когда житейская проза очень уж хватала за живое Распутина — как это было, когда призвали на войну его сына, — его стиль унижался до обыкновенной человеческой речи» 110. О том, что в своей беседе, под влиянием вина, Распутин унижался порой (словно и вправду актер-забулдыга!) и до скотской речи, непристойной его «высокому призванию», — об этом знает целый ряд свидетелей его кутежей «до бесчувствия» 111, до буквального «положения риз», как это было, например, при попойке у «Яра» (см. 1-ю главу настоящего очерка). И недаром, когда он хотел «импонировать», ему приходилось быть сдержанным в предательском вине (in vino veritas!). — На первых наших обедах, — рассказывает Белецкий, — Распутин бывал сдержан в вине и даже пытался вести беседы в духе своих «размышлений»; но затем Комиссаров установил с ним сразу дружеские разговоры на «ты» и отучил его от этой, по словам Комиссарова, «божественности». Это понравилось Распутину, и он с того времени перестал нас совершенно стесняться и, приходя в хорошее настроение, приглашал нас обычно поехать к цыганам 112. Здесь рядовой истолкователь тайны Распутинского «влияния» может смело, пожалуй, поставить точку, считая в общих чертах эту тайну разоблаченной: — Распутин гипнотизер, шарлатан, актер-лицемер, развратник-христолюбец, импонирующий сексуально в нравственно-шаткой среде, где «половой гипноз» легко находит жертв среди ханжей-дегенератов и т. п. Так, или приблизительно так, и раскрывается в сущности «тайна Распутина» такими мемуаристами, как С. П. Белецкий, Морис Палеолог, В. М. Пуришкевич, Курлов и т. п. Мы, однако, вряд ли можем так легко удовлетвориться приведенными здесь данными. — Были при дворе Романовых и до Распутина всевозможные гипнотизеры и «актеры в жизни», искушенные в ролях «пророков» и «святых» (вроде m-r Филиппа, например) и шарлатаны-целители (вроде «доктора» Бадмаева например), и всевозможные христолюбивые «блаженные»-юродивые (вроде Мити Колябы, например), и «чудотворцы» (вроде Иоанна Кронштадтского), и лица, обладавшие, как будто, недюжинными половыми чарами или верней «внушительным» соблазном, близким к гипнозу (та же Вырубова, тот же Саблин), — но никто из них не только не сумел добиться «положения», равного Распутинскому, но и помыслить об этом не смел, довольствуясь лишь теми «крохами», какие падали им в рот с «высочайшей» трапезы. |
