В музыке всего семь нот, палитра цветов тоже весьма ограничена... Вопрос в том, как мы используем эти возможности.

С одной стороны, многообразие человечес­кого поведения не поддаётся определению, с другой - в нём нет ничего поистине уникаль­ного. И не так важно, как мы назовём то или иное проявление своей психической дея­тельности, какие ярлыки повесим на себя или других. В конце концов, это лишь игра слов.

Важно, что в каждом из нас генети­чески зало­жены опреде­лённые воз­можности, своего рода опционал,

который как-то проявляется в нашем на­личном поведении, или не проявляется, не используется.

В любом случае, он у нас есть, и мы можем его расширять, развивать, интенсифицировать, или напротив - ужимать, сокращать, подав­лять.

Мы возвели интеллект в ранг высшего класса; низший класс восстаёт. ОЛДОС ХАКСЛИ

Раньше у нас не было данных о том, каковы особенности мозга человека, который схо­дит с ума, оказывается психопатом или ввин­чивается в невроз. Приходилось гадать, стро­ить гипотезы - то ли на песке, то ли на воде, то ли вообще непонятно как.

Большинство классификаций психичес­ких болезней строилось по так называемо­му феноменологическому принципу (от слова «феномен»).

Вот мы наблюдаем у человека некий специ­фический комплекс реакций (феномен), под­робно описанный в научных трудах и психи­атрических справочниках, и делаем вывод, что у него, например, параноидная шизо­френия.

Наблюдаем другой рисунок поведения (фе­номен) у нашего пациента, значит у него ка­кая-то другая психическая болезнь - психо­патия, например, или невроз. А, может быть, та же самая шизофрения, но другая её фор­ма - допустим, гебефренная шизофрения или малопрогредиентная (вялотекущая).

Если говорить о психопатии, то российские психиатры долго пользовались классифика­цией, созданной нашим выдающимся сооте­чественником Петром Борисовичем Ганнуш- киным.

Она включала в себя психопатии астеничес­кого и психоастенического типа, шизоид­ную психопатию, циклоидную, параноид­ную, истерическую, возбудимую, аффектив­ную, неустойчивую и т.д.

И подобных классификаций, описывающих бесконечное разнообразие психических рас­стройств, было создано превеликое множес­тво. Нужен был большой практический опыт и годы работы в клинике, чтобы научиться усматривать в поведении пациента подоб­ные «симптомокомплексы».

Именно этому «искусству» и учили будущих психиатров в медицинских вузах и психиат­рических клиниках - из поколения в поколе­ние.

То, что за всеми этими бесчисленными клас­сификациями и симптомокомплексами кро­ется что-то действительное, что-то настоя­щее, какой-то фактический нейрофизиоло­гический «зверь», сомнений у психиатров не было. Да и у вас бы, поверьте, не оста­лось, проведите вы достаточное время в пси­хиатрическом стационаре.

Но почему люди заболевают психическими расстройствами - оставалось загадкой. Что заставляет психических больных чувство­вать, действовать и думать тем или иным спе­цифическим образом? Почему одни слышат голоса, другие не могут контролировать свои влечения, третьи навязчиво повторяют одни и те же действия, четвёртые теряют всякое желание жить?

Ответа, честно говоря, у психиатров не бы­ло. Было ощущение, что все эти «страннос­ти» наших пациентов, по большей части, врождённые (или как мы ещё говорим - конституциональные).

Предпринимались попытки подвести под это дело какую-то теоретическую базу - уви­деть и определить «корни болезни».

Кто-то из исследователей упирал на детские комплексы, другие - на особенности воспи­тания. Многие считали, что дело в перене­сенных инфекционных заболеваниях, труд­ных родах, последствиях черепно-мозговых травм и т.