Посоветоваться.  Мне  стыдно  перед  Констанс  за  этот  недавний  приступ

отчаяния и бессилия, но Констанс, она ведь все понимает, она такая  мудрая

и спокойная...

   Я сижу в темноте и думаю о Констанс.  Мне  хорошо  думать  о  ней,  это

защита и отдых. С первых дней нашего знакомства  Констанс  была  для  меня

защитой от боли и холода одиночества, и я искал у нее этой защиты, еще  не

понимая, что привлекает меня к этой высокой светловолосой девушке,  всегда

такой спокойной, доброй, ласковой. Наверное, это нелепо и некрасиво, когда

тридцатидвухлетний мужчина, проживший такую трудную, сложную,  напряженную

жизнь,  ищет  опоры  и  защиты  у  девушки,   которой   едва   исполнилось

девятнадцать лет и которая сама пережила  бог  знает  какие  ужасы.  Но  в

том-то и дело, что жизнь, которой я жил всю войну, была мне не  по  силам.

Если б не Робер, я бы не выдержал всего этого. Сошел бы с ума, бросился бы

на проволоку под током - не знаю  что.  Пять  лет  лагерей!  Тот,  кто  не

попробовал, что это такое, не поймет меня. Да и лагерники, пожалуй, не все

поймут, многие вышли оттуда даже более сильными, готовыми снова драться...

ну, хотя бы Робер. А я...  я  для  этого  не  годился.  И  мне  не  стыдно

признаться, черт  возьми,  что  я  не  гожусь  для  такой  нечеловеческой,

страшной, невообразимой жизни. Другие выдерживали - ну что ж, честь  им  и

слава! А меня и сейчас, даже сейчас охватывает панический страх,  когда  я

вспоминаю о лагере.

   Не надо об этом думать. Сейчас это позади; сейчас  люди  устроили  себе

такую надежную и прочную могилу, что даже миллионы сожженных в крематориях

кажутся чем-то не таким уже страшным,  если  поразмыслить...  Нет,  нет  и

тысячу раз нет! Это крематории второй мировой войны, это пепел  сожженных,

который сыпался на поля и дома мирных обывателей, живших  по  соседству  с

лагерями,  но  не  стучал  в  их  сердца,  это  проклятое,   невозмутимое,

непробиваемое, позорное,  преступное  равнодушие  большинства  -  вот  что

привело к сегодняшней трагедии! Вы  все  отмахивались  от  "политики",  вы

думали, что гроза опять минует  вас,  прогремит,  просверкает  над  вашими

драгоценными тупыми головами да и  уйдет!  Ну,  погибнут  еще  миллионы  -

евреев, русских, поляков, японцев, американцев,  кого  там  еще,  пусть  и

французов, разве мало кругом всякой красной сволочи, смутьянов, вот  им  и

достанется, а мы-то, мы будем жить, уж как-нибудь да  останемся  живы,  не

пугайте, нас не убьешь... Да, да, вы были живы, пока  оставалось  в  живых

человечество, вы были его неотъемлемой частью, и из-за того, что  вы  были

внутри и повсюду, человечество с таким трудом продвигалось  вперед  и  так

часто отступало  назад.  Торжествуйте,  проклятые  свиньи  с  самодовольно

задранными пятачками, вы победили! Жаль, что вы  не  видите  солнца  своей

победы! Оно так затуманено ядовитой пылью, что вы смогли  бы  смотреть  на

него, не щуря своих бесцветных самоуверенных глаз.