Мы  начали  обсуждать,  что  и  как  сделать.  Убивать   Кребса   было,

разумеется, нельзя:  за  убийство  эсэсовца  жестоко  поплатился  бы  весь

лагерь. Скомпрометировать его было пока невозможно: Кребс не участвовал  в

спекуляциях и кражах, и вообще, по нашим сведениям, за ним никаких  особых

нарушений не числилось. Эсэсовский ангелочек, такой же идеальный, как  его

арийское косоглазое лицо. Оставалось одно - симулировать самоубийство.

   Это можно было сделать, в сущности, одним путем  -  послать  Кребса  на

проволоку.

   - Ты же понимаешь, Клод, - сказал Робер. - Без тебя нам не справиться с

этим молодчиком. Ты как, в форме?

   Я молча кивнул. Кофеин  для  меня  доставали  "с  воли"  путем  сложных

комбинаций. Действовал он безотказно: мне даже  не  приходилось  напрягать

волю, чтобы _видеть_; энергия расходовалась только на внушение.

   План мы разработали такой: вывести Кребса из его комнаты, где он сейчас

сидит по моему приказу,  и  заставить  пойти  к  проволоке  неподалеку  от

сторожевой вышки, чтоб часовой видел и потом мог  подтвердить,  что  Кребс

сам бросился на проволоку. Все это было нетрудно,  за  исключением  самого

последнего действия: такого  приказа  Кребс  не  сможет  выполнить,  страх

смерти пересилит любое внушение.

   - А ты внуши ему, что проволока не  под  током,  -  посоветовал  Робер,

когда я объяснил это.

   Я задумался.

   - Даже если не под током, какого  ему  черта  трогать  проволоку?  Чтоб

проверить? - сказал Марсель. - Нет, это не то...

   - Я знаю, что надо сделать, - заявил Казимир. - Ты ему внуши, что через

проволоку лезет заключенный. И пускай он его схватит. Верно?

   Это была блестящая идея. Я "вывел" Кребса к проволоке. Я видел, как  он

идет,  привычно  печатая  шаг,  и  прожекторы  на   вышках   равномерными,

медленными взмахами рубят тьму,  обливают  белым  мертвым  светом  ладную,

статную фигуру Кребса и уходят дальше, двигаясь плавно и ритмично,  как  в

зловещем танце. Я увидел,  как  Кребс  нерешительно  остановился  у  самой

проволоки. Тут я выключил зрение, мне было уже не до  этого.  Я  начал  во

всех деталях представлять себе, как Кребс видит фигуру в полосатой одежде,

видит, как узник, озираясь, подбегает к проволоке  и  начинает  взбираться

вверх. Видит даже кожаные перчатки на руках заключенного и  понимает,  что

это он надел для защиты от колючей проволоки. "Ведь он убежит! - внушал  я

Кребсу. - Хватай его!" Я представил себе, как Кребс молча,  одним  прыжком

оказывается возле заключенного и яростно хватает его обеими  руками,  чтоб

стащить на землю, затоптать начищенными сапогами, избить до полусмерти,  а

потом поволочь на допрос, на новые  пытки.  Я  представил  все  это  ярко,

точно, детально, вплоть до последней слепящей вспышки - и, словно толчком,

выбросил из себя этот образ.

   Я медленно открыл глаза, возвращаясь в комнату при ревире.

   - Ну как? - спросил тревожно Робер.

   - Удалось, - еле выговорил я.

   Мне не нужно  было  идти  к  проволоке,  чтоб  увидеть  там  скорченное

смертной судорогой тело Кребса с руками, прикипевшими к проволоке: я знал.