Натали  (прыскает). И сообщили?

Гуревич . Еще как сообщили. Меня тут же вызвали в какой‑то здравпункт или диспансер. И задали только один вопрос: «По какой причине у вас пар?» Я им говорю: «Да ведь как раз пара‑то у меня и нет». А они: «Нет‑нет. Отвечайте на вопрос: на каком основании у вас пар?…» Если б такой вопрос задали, допустим, Рене Декарту, он просто бы обрушился в русские сугробы и ничего не сказал бы. А я сказал: отвезите меня в 126‑е отделение милиции. У меня есть кое‑что сообщить им о Корнелии Сулле. И меня повезли…

Натали . Ты прямо так и брякнул про Суллу? И они чего‑нибудь поняли?…

Гуревич . Ничего не поняли, но привезли в 126‑е. Спросили: «Вы Гуревич?» – «Да, говорю, Гуревич».

Я здесь по подозренью в суперменстве.

Вы правы до каких‑то степеней:

Да, да. Сверхчеловек я, и ничто

Сверхчеловеческое мне не чуждо.

Как Бонапарт, я не умею плавать.

Я не расчесываюсь, как Бетховен,

И языков не знаю, как Чапай.

Я малопродуктивен, как Веспуччи

Или Коперник: сорок – сорок восемь

Страниц за весь свой агромадный век.

Итак, сродни я всем великим. Но,

В отличье от Филиппа номер два

Гишпанского, – чесоткой не владею

Да, это правда. (Со вздохом) Не имею вшей,

Которыми в достатке оделен был

Корнелий Сулла, повелитель Рима.

Могу я быть свободен?…

«Можете, – мне сказали, – конечно, можете. Сейчас мы вас отвезем домой на собственной машине…» И привезли вот сюда.

Натали . А как же шпиль горкома комсомола?

Гуревич . Ну… это я для отвода глаз… и чтобы тебе там, в приемной, не было так грустно.

Натали . Слушай, Лев, ты выпить немножко хочешь? Только – тссс!…

Гуревич .

О Натали! Всем существом взыскую!

Для воскрешенья. Не для куражу.

Пока Натали что‑то наливает и разбавляет водой из‑под крана, из– за ширмы продолжается: "Перезимуешь, приятель, ничего страшного!… Будь мужчиной, судак малосольный!… Следующий!… А штанов‑то, штанов сколько на себя нацепил! Ведь все хозяйство сопреет и отвалится!… Давай‑давай! А ты – сгинь, не мешай работать… Следующий… Ничего, старина, у тебя все идет на поправку, походишь вот так в раскорячку еще недельки две и ‑ аля‑улю – от нас до морга всего триста метров!… Следующий!" Натали подносит стакан. Гуревич медленно тянет – потом благодарно приникает губами к руке Натали.

Она имеет грубую психею,

Как Гераклит Эфесский говорил.

Натали . Это ты о ком?

Гуревич . Да я все об этой Тамарочке, сестре милосердия. Ты заметила, как дурнеют в русском народе нравственные принципы? Даже в прибаутках. Прежде, когда посреди разговора наступала внезапная тишина, русский мужик говорил обычно: «Тихий ангел пролетел…» А теперь, в этом же случае: «Где‑то милиционер издох!…» «Гром не прогремит, мужик не перекрестится», вот как было раньше. А сейчас: «Пока жареный петух в ж… не клюнет…» Хо– хо. Или вот еще ведь как трогательно было: «Для милого семь верст не околица». А слушай, как теперь: «Для бешеного кобеля сто километров не круг».

Натали смеется.