Гуревич . Натали!…

Натали . Я слушаю тебя, дурашка… Ну, что тебе еще, несмысленыш?…

Гуревич . Натали… (Неистово ее обнимает и впивается в нее. Тем временем руки его – от страстей, разумеется, – конвульсивно блуждают по Натальиным бедрам)

Зрителю видно, как связка ключей на желтой цепочке переходит из кармашка белого халата Натали в больничную робу Гуревича. А поцелуй все длится.

Натали  (чуть позже). Я по тебе соскучилась, Гуревич… (Лукаво) А как твоя Люси?

Гуревич . Я от нее убег, Натали. И что такое, в сущности, Люси? Я говорил ей: «Не родись сварливой». Она мне: «Проваливай, несчастный триумвир!» Почему «триумвир», до сих пор не знаю. А потом уже мне вдогонку и вслед: «Поганым будет твой конец, Гуревич! Сопьешься с круга».

Натали  (смеется). А что сначала?

Гуревич .

Ну, что сначала? И не вспоминай.

О Натали! Она меня дразнила,

Я с неохотой на нее возлег.

Так на осеннее и скошенное поле

Ложится луч прохладного светила.

Так на тяжелое раздумие чело

Ложится, тьфу! – раздумье на чело…

Брось о Люси… Так, говоришь,– скучала?

А речь об этой шлюшке завела,

Чтоб легализовать Мордоворота?…

Натали . Опять! Ну, как тебе не стыдно, Лев?

Гуревич .

Нет, я начитанный, ты в этом убедилась.

Так вот, сегодня, первомайской ночью

Я к вам зайду… грамм двести пропустить…

Не дуриком. И не без приглашенья:

Твой Боренька меня позвал, и я

Сказал, что буду… Головой кивнул.

Натали . Но ты ведь – представляешь?!…

Гуревич .

Представляю.

Нашел, с кем дон‑гуанствовать, стервец!

Мордоворот и ты – невыносимо.

О, этот боров нынче же, к рассвету,

Услышит командорские шаги!…

Натали . Гуревич, милый, ты с ума сошел…

Гуревич .

Пока – нисколько. Впрочем, как ты хочешь:

Как небосклон, я буду меркнуть, меркнуть,

Коль ты попросишь… (Подумав)

Если и попросишь,

Я буду пламенеть, как небосклон!

Пока что я с ума еще не сбрендил,‑

А в пятом акте – будем посмотреть…

Наталья, милая…

Натали . Что, дуралей?

Гуревич .

Будь на тебе хоть сорок тысяч платьев,

Будь только крестик промежду грудей

И больше ничего – я все равно…

Натали  (в который уже раз ладошкой зажимает ему рот. Нежно). А! Ты и это помнишь, противный!…

Кто‑то прокашливается за дверью.

Гуревич . Антильская жемчужина… Королева обеих Сицилий… Неужто тебе приходится спать на этом дырявом диванчике?

Натали . Что ж делать? Лев? Если уж ночное дежурство…

Гуревич .

И ты… ты спишь на этой вот тахте!

Ты, Натали! Которую с тахты

На музыку переложить бы надо!…

Натали . Застрекотал опять, застрекотал…

За дверью снова чье‑то покашливание.

Гуревич . «Самцы большинства прямокрылых способны стрекотать, тогда как самки лишены этой способности». Учебник общей энтомологии.

Снова тянутся друг к другу.

Прохоров  (показываясь в дверях с ведром и шваброю). Все процедуры… процеду‑уры… (Обменивается взглядом с Гуревичем)

Во взгляде у Прохорова: «Ну, как?» У Гуревича: «Все путем».