|
Чемберс состоял при Томе безсменным телохранителем: он провожал молодого своего барина в школу и обратно. Вместе с тем он присутствовал также и на лужайке для игр, дабы в случае надобности защищать Тома. Многочисленныя победоносныя драки создали с течением времени Чемберсу такую грозную репутацию, что Том, обменявшись с ним платьем, мог бы странствовать по городу столь спокойно, как странствовал сэр Кей в латах и шлеме Ланселота. Чемберс точно также отличался и в играх, требовавших ловкости. Он так блистательно подвизался в бабки и городки, что Том сплошь и рядом снабжал его необходимыми ставками, а выигрыш забирал полностью себе. В зимний сезон Чемберс, в старых поношенных платьях Тома, в красных вязаных дырявых рукавицах, дырявых башмаках и штанишках с дырявым задом и продранными коленями, встаскивал для Тома, одетаго в хорошее теплое платье, санки на вершину холма, но ему самому никогда не дозволялось скатиться на них вниз. Он лепил по указаниям Тома из снега человечков и строил снеговыя укрепления. Когда Тому хотелось играть в снежки, Чемберс служил для него терпеливой живой мишенью, ни под каким видом не дерзавший отвечать на выстрелы. Чемберс носил коньки Тома на реку, пристегивал их к сапогам маленькаго барича и бегал за ним по льду, чтобы в случае надобности быть всегда у него под рукой, но ему никогда даже и не предлагали прокатиться самому на коньках. Летом любимым времяпровождением всех мальчиков на Даусоновой пристани являлась кража яблок, персиков и дынь с фермерских возов. Главное удовольствие при этом заключалось в риске, которому подвергались головы юных героев в случае столкновения их с кнутовищами-фермеров. Том был одним из самых рьяных участников в этих кражах, но, впрочем, не лично, а при посредстве заместителя. Чемберс крал для него фрукты, получая на свою долю косточки персиков, сердцевины яблок и дынныя корки.
Отправляясь на реку плавать, Том всегда брал Чемберса с собою в качестве защитника и телохранителя в воде и на суше. Вылезши на берег, когда его начинала разбирать уже дрожь, молодой барич забавлялся тем, что завязывал узлами рукава у рубашки Чемберса и смачивал эти узлы водою, чтобы их труднее было развязать. Тогда он сам одевался и со смехом поглядывал на то, как мокрый его раб, дрожа от холода, пытается развязать тугие узлы зубами. Том позволял себе эти и многия другия издевательства над смиренным и покорным своим невольником частью вследствие природной своей испорченности, частью же потому, что ненавидел Чемберса за его превосходство в физической силе, мужестве, ловкости, равно как и за многия другия его преимущества. Том не мог нырять и у него делалась от таких попыток страшная головная боль. Чемберс, напротив того, очень любил нырять, и это не сопровождалось для него никакими дурными последствиями. Однажды он возбуждал восторг толпы белых мальчиков, прыгая в воду с лодки задом наперед и переворачиваясь кувырком в воздухе. Восторг этот показался до того обидным Тому, что он подтолкнул лодку веслом под Чемберса как раз в то мгновение, когда мальчик переворачивался колесом в воздухе, так что бедняга упал вниз головой на дно лодки. Пока он лежал там без чувств, некоторые из давнишних врагов Тома, не желая упустить представлявшагося им благоприятнаго случая, накинулись на лжеаристократа и обработали его кулаками так, что он, даже и с помощью Чемберса, с трудом лишь мог дотащиться до дому. Когда обоим мальчикам шел уже шестнадцатый год, Том однажды отплыл один довольно далеко от берега. Внезапно с ним сделалась судорога, и он стал громко звать на помощь. Необходимо заметить, что у мальчиков с Даусоновой пристани считалось особенно излюбленной шуткой (преимущественно в присутствии кого-нибудь из посторонних) притворяться, будто у них сделались судороги, и звать к себе на помощь. Когда посторонний зритель поспешно подплывал к утопавшему уже, повидимому, мальчику, шалун продолжал барахтаться в воде и кричать до тех пор, пока спаситель не подплывал к нему уже совсем близко. |
