|
Роксана, однако, тотчас же отклонила это предложение. Она задала себе вопрос: ужь не подозревает ли чего-либо этот колдун, и осторожно обявила, что копии с оттисков навряд ли ей понадобятся. Вильсон в свою очередь сказал себе самому: «Уцелевшая у Роксаны капелька негритянской крови заразила ее всю суеверием. Она думает, что с моими стеклянными пластинками, соединена какая-нибудь чертовщина, и что оне служат приспособлениями для колдовства. Приходя ко мне, она обыкновенно держала в руке старую лошадинную подкову. Быть может, что это являлось простою случайностью, но тем не менее это представляется мне сомнительным».
ГЛАВА V
«Воспитание — это все. Персик был когда-то горьким миндалем; о цветной капусте можно сказать, что это капуста, получившая гимназическое образование». «Доктор Бальдуин справедливо замечает: „С какой стати будем мы есть поганыши, воображающие себя трюфелями?“ Супруга достопочтеннаго судьи иорка Дрисколля целых два года наслаждалась счастьем, которое доставил ей подарок деверя. Этот подарок, в лице Тома, по временам немножко отдавал горечью, но всетаки несомненно являлся для нея счастьем. Затем г-жа Дрисколль умерла, а ея супруг с бездетной своей сестрою, г-жей Пратт, продолжал пользоваться тем же счастьем на прежнем основании. За Томом ухаживали, его ласкали и баловали до того, что он сам чувствовал себя довольным или почти довольным. Так продолжалось вплоть до достижения им девяенадцатилетняго возраста, после чего его отправили в Яльскую коллегию. Там за него хорошо платили и снабжала его солидными карманными деньгами. Других отличий ему там не удалось снискать. Пробыв в коллегии два года, он признал свое образование законченным и вернулся домой, значительно улучшив свои манеры. Том утратил прежнюю назойливую грубость и резвость и стал молодым человеком, довольно приятным к обращении, которое отличалось теперь у него мягкостью и покладливостью. Исподтишка, а иногда даже открыто он позволял себе легонькую иронию, причем затрогивал иной раз своего собеседника за живое, но делал это всегда с добродушным и как бы невполне сознательным видом, благодаря которому такое задирание безнаказанно сходило ему с рук. Он остался таким же лентяем, как и прежде, и не обнаруживал сколько-нибудь заметнаго желания приискать себе заработок. Отсюда заключали, что в ожидании, пока дядюшке Тома угодно будет отправиться к праотцам, племянник имеет в виду жить на его счет. Том привез с собою парочку модных привычек, которых перед тем у него не было. Одной из них он предавался совершенно открыто, напиваясь от времени до времени до пьяна, а другую, именно страсть к азартным играм, тщательно скрывал, зная как нельзя лучше, что ему не сдобровать, если дядя узнает о существовании за ним такой слабости. Приобретенная Томом в восточных штатах внешняя полировка не доставила ему популярности среди молодежи на Даусоновой пристани. Молодежь эта могла бы еще, пожалуй, отнестись к ней снисходительно, если бы Том на этом и остановился. Но он вздумал носить перчатки, чего, разумеется, уже нельзя было перенести хладнокровно. При таких обстоятельствах Том оказался фактически без товарищей. Он привез с собою несколько костюмов превосходнейшаго покроя из самых модных материй. Эти необычайные модные костюмы вызывали на Даусоновой пристани нечто вроде ужаса и считались чем-то вроде оскорблений общественных приличий. Том сперва наслаждался сильным впечатлением, производимым его костюмами, и по целым дням безмятежно разгуливал в них по городу. Местной молодежи это, наконец, надоело и она заказала портному сшить за ночь подобный же костюм, так что, когда Том вышел на другой день прогуляться по городу, ему на встречу попался старый уродливый негр, состоявший звонарем и одетый в костюм совершенно такого же покроя, но только из обойнаго ситцу самых ярких цветов. В довершение иронии негр этот подражал, по мере сил и возможности, в своей походке грациозным манерам, приобретенным Томом в восточных штатах. |
