Это послужило юному щеголю уроком и он стал после того одеваться по местной моде. При всем том он очень скучал в глухом провинциальном городке после того, как ему удалось познакомиться с оживленной столичной жизнью. Скука одолевала его с каждым днем все сильнее, так что он начал уезжать, дабы немножко освежиться, от времени до времени в Сен-Луи, где нашел более подходящих для себя товарищей и удовольствия, приспособленныя к своему вкусу и где, кроме того, пользовался в некоторых отношениях сравнительно большей свободой, чем дома. В продолжение следующих двух лет он ездил все чаще в Сен-Луи и пребывания его там становились все продолжительнее. Он все более погружался в омут и позволял себе подчас такия рискованныя выходки, которыя могли поставить его в очень неприятное положение, что с ним на самом деле и случилось.

Судья Дрисколль вышел в отставку и удалился в 1850 г. от всякой профессиональной деятельности. С тех пор он уже три года жил, как говорится, на покое. Он состоял председателем общества «Свободомыслящих», другим членом котораго был Вильсон Мякинная Голова. Еженедельныя заседания этого общества главным образом и скрашивали теперь жизнь престарелаго юриста. Мякинная Голова, несмотря на ревностныя усилия выкарабкаться наверх, все еще обретался на нижних ступенях лестницы общественнаго благополучия. Его удерживала в этих темных низинах репутация, сложившаяся под влиянием злополучнаго соображения, которое он высказал за двадцать три года перед тем по поводу надоедливой собаки. Судья Дрисколль, искренно подружившись с Вильсоном, утверждал, что Мякинная Голова обладает далеко не дюжинным умом. Заявление это было признано на Даусоновой пристани величайшею из эксцентричностей достопочтеннаго судьи, а потому нимало не повлияло на общественное мнение. В сущности, впрочем, это была лишь одна из причин, обусловивших безуспешность попытки вызвать означенное изменение и при том далеко не самая веская и внушительная. Еслиб судья ограничился только голословным заявлением, что Вильсон на самом деле умный человек, то его слова произвели бы, пожалуй, желанное действие. Ошибка вызвана была в данном случае желанием судьи фактически доказать справедливость своего заявления. Необходимо заметить, что Вильсон в продолжение уже нескольких лет работал для собственнаго своего удовольствия над составлением юмористическаго календаря, где каждое число снабжено было заметкой философскаго характера, излагавшейся обыкновенно в иронической форме. Судья находил эти фантастическия заметки и юмористическия выходки Вильсона очень изящными и остроумными. Сам автор не предполагал обнародовать календаря во всеобщее сведение, но судья, захватив с собою несколько листков, вздумал однажды прогуляться с ними по городу и прочесть их некоторым из самых именитых горожан. Оказалось, однако, что их понимание не было приспособлено к иронии и что таковая лежала вне сферы их умственнаго зрения. Разсуждения и соображения, имевшия характер остроумной шутки, приняты были местными патрициями за чистую монету. Даусонова пристань решила без всяких колебаний, что еслиб у нея даже и возникли какия-нибудь сомнения касательно мякинноголовости Давидушки Вильсона, которых на самом деле и не было, то знакомство с его календарем немедленно разсеяло бы их безповоротно. Так, впрочем, и всегда бывает на свете. Враг не может вполне погубить человека. Для того, чтобы довершить чью-либо гибель и сделать ее окончательной, необходимо вмешательство искренне-доброжелательнаго друга.

Судье Дрисколлю позволительно было признавать себя свободным мыслителем, не утрачивая общественнаго своего положения. Дело в том, что он, в качестве именитейшаго из городских патрициев, мог идти собственными своими путями и руководствоваться личными своими соображениями. Другому члену того же клуба предоставлялась подобная же свобода, в виду того, что он являлся в общественном мнении круглым нулем, мыслям и поступкам котораго никто не придавал значения.