Целую неделю Том не мог спокойно спать. Совесть у него напоминала измятую грязную тряпку, но всетаки ей был слишком уже противен столь подлый обман материнскаго доверия. С течением времени, однако она успокоилась и Том оказался опять в состоянии спать настолько же мирным и безмятежным сном как и всякий другой негодяй.

Пароход, который увез Роксану из Сен-Луи, отчалил от пристани в четыре часа пополудни. Она стояла на палубе у самаго борта, немного позади колеснаго короба, и глядела на Тома сквозь дымку слез, до тех пор, пока он не исчез у нея из виду, слившись с толпою в неопределенную серую массу. Когда исчезла наконец и эта масса, Роксана не стала больше ни на что глядеть, а уселась на большой сверток каната и принялась горько плакать. Так проплакала она до глубокой ночи. Отправившись наконец, в помещение, предназначавшееся в трюме между неустанно работавшими машинами для пассажиров последняго класса, она не могла там уснуть и прождала до утра, пробавлясь тем, что горевала и сокрушалась.

Плантатор и Том воображали, что «она не узнает» и подумает, будто ее везут вверх по течению. Разве мыслимо было такое предположение для женщины, которая в течение нескольких лет плавала на пароходе вверх и вниз по Миссисипи и его притокам? На разсвете Роксана встала, вышла на палубу и уселась опять на сверток каната. Бедняжка была до такой степени занята своим горем, что не обращала внимания на реку и ея берега. Пароходу пришлось проходить мимо нескольких мысов, прибой возле которых мог бы раскрыть ей истину, способную растерзать ея сердце, свидетельствуя, что течение реки идет в одном направлении с пароходом. Голова бедняжки была занята совершенно иными так, что Роксана ровнехонько ничего не замечала. Под конец, однако, рев слишком уже сильнаго и близкаго прибоя вывел Роксану из оцепенения. Для опытнаго ея глаза достаточно было одного взгляда, чтоб уяснить себе все. На одно мгновение ее словно ошеломило и она с каким-то недоумением глядела на воду, с ревом ударявшуюся в оконечность мыса. Затем голова Роксаны опустилась на грудь и она проговорила:

— Господи Боже, смилуйся надо мной грешной! Меня продали в низовья Миссисипи.

ГЛАВА XVII

«Даже и в популярности можно хватить через край. Турист, посетивший Рим, в первое время сожалеет, что Микель Анджело уже умер, но с течением времени начинает сожалеть лишь о том, что ему не пришлось присутствовать при кончине этого великаго художника».

июля четвертаго дня

«Статистика свидетельствует, что в этот день в Северо-Американских Соединенных Штатах умирает больше дураков, чем во все прочие дни года, взятые вместе. В виду громадности числа дураков, остающагося в запасе, приходится заключить, что одно четвертое июля в год для нашей отчизвы недостаточно и что она переросла прежнюю устаревшую норму».

Мало-по-малу наступило своим чередом и лето. Вслед за тем открылась избирательная кампания. Она с самаго начала оказалась довольно жаркой и с каждым днем становилась все горячее. Близнецы ринулись в нее с тем большей стремительностью, что в дело замешалось их самолюбие. Блеск популярности, приобретенный ими в первое время, впоследствии померк до некоторой степени, главным образом потому, что был с самаго начала уже слишком силен, а потому должен был подчиниться закону неизбежной реакции. Кроме того, усердно распространялись шепотом слухи о том, что дивный кинжал, принадлежавший сиятельным графам, все еще оставался пропавшим без вести. Находили странным, и даже до чрезвычайности странным, что этот кинжал не нашелся, если он был до такой степени драгоценным или же «если он в самом деле существовал». Эти высказывавшияся шепотом соображения сопровождались хихиканьем, пожиманием плечами и подмигиванием, всегда оказывающими желанное действие. Близнецы понимали, что победа на выборах вернет им прежнее положение в городе, тогда как поражение неминуемо причинит им невознаградимый вред.