наваливается на человека, если войти из освещенной комнаты в погреб. Это -

причудливая полумгла, созданная мерцающими звездами и чуть поблескивающей

водой.

   Окружающее вырисовывается трепетными тенями, расплывчатыми контурами. В

этой полутьме и примерещится все, что угодно, и пройдет незамеченным то,

что следовало бы заметить.

   Лишь звезды - мохнатые, яркие проступают четко.

   Справа, низко над горизонтом - северные созвездия: Полярная звезда,

Большая Медведица. Слева - Южный Крест. Наискось над головой - Млечный

путь. А впереди, на западе, не видно ничего. Где-то там, в тумане или за

тучами, лежит Малайя. И до нее, вероятно, еще очень далеко.

   Несколько лет тому назад, во время состязаний, Миша Лымарь проплыл по

Волге свыше восьмидесяти километров. В соленой морской воде можно было бы

проплыть и больше. Но теперь рядом с ним уже нет шлюпки, куда можно

забраться в любую минуту и откуда каждый пловец может получить еду и

питье. Да и чувствует себя Лымарь гораздо хуже, чем тогда.

   Но все равно - плыть надо. И он плывет почти машинально - жаждущий,

обессиленный, голодный.

   А ночь - как вечность... Никогда в жизни не было у Лымаря такой

страшной ночи. Он знал, что яркое солнце принесет с собой еще большие

страдания, ибо никуда не укрыться от его палящих лучей. Но все же это

будет день, а не гнетущий мрак, когда поневоле кажешься самому себе

ничтожным, жалким созданием, брошенным на произвол стихии.

   Все медленнее и медленнее плыл Лымарь. Все чаще переворачивался на

спину, чтобы отдохнуть. Он устал до такой степени, что уже начал засыпать

на ходу.

   Это было странное состояние: тело продолжало двигаться, а мозг

выключался, расслаблялись мышцы рук и ног, застилалось сознание чем-то

успокоительным, приятным. И Лымарю начинало казаться, что его тело стало

легохоньким, и он уже не плывет по воде, а порхает в воздухе. А над ним,

под ним, вокруг него - пушистые белые облака... Михаил прогонял от себя

эти видения, протирал глаза, погружал голову в воду, однако через минуту

все начиналось сначала.

   Вот так, задремав, он выпустил из рук нож, но встрепенулся вовремя и

все же успел подхватить свое оружие. Он хлебнул при этом омерзительной

морской воды.

   Теперь стало плыть еще тяжелее. Его тело окоченело от холода, хотя

температура моря была выше двадцати пяти градусов. Затем судорогой свело

левую ногу.

   Приближался конец, но Лымарь все же не сдавался. Он еще плыл, - упорно

плыл вперед, ничего не видя, ничего не помня. И только когда не хватило

сил сделать хотя бы одно движение, Лымарь выдохнул воздух и нырнул в воду.

   Нырнул... да так стукнулся пятками обо что-то твердое, что пришел в

себя и выскочил на поверхность моря.

   "Неужели дно?" - он недоверчиво оглянулся, проплыл еще несколько

метров, нырнул вновь...

   Дна нет... Может быть, влево?.. Но и здесь было то же самое.

   Возможно, удалось наскочить на узкую песчаную отмель. Если так -

нашлось бы место для отдыха.

   Появилась надежда на спасение и откуда-то взялись дополнительные силы.

   Теперь Михаил смог бы проплыть еще километра два.

   Увлекшись поисками отмели, он и не замечал, как за его спиной

зарозовело небо и начала рассеиваться мгла.

   На экваторе день всегда равен ночи. Точно в шесть по местному времени

солнце всходит, в шесть вечера - заходит. А так как все светила

поднимаются вертикально к горизонту, сумерек здесь почти не бывает.