хуже, чем он, уже не испытывая страха, прильнула к мужчине, которому

испокон веков надлежало быть и более храбрым, и более сильным.

   Утих шум. Настала тишина. Вновь с тихим свистом "ти-ти-дю" промчалась,

хлопая крыльями, ночная ласточка. А двое людей все еще сидели на

толстенной ветке дерева, не решаясь продолжать свой опасный путь.

   - Как вас зовут, девушка? - шепотом спросил Михаил.

   - Парима... - она помолчала и подняла голову с его груди. - А вас?.. Вы

действительно русский?

   - Да, русский. Вернее, украинец. Михайло Лымарь, - ответил он

по-украински.

   - Ми-Хау-Ло-Ли-Мау... - девушка запнулась и очень серьезно прошептала:

- Какое длинное, какое сложное имя!

   - Ми-хай-ло! - повторил он еще раз. Но для Паримы и это было слишком

сложно.

   Пришлось согласиться на Ми-Ха-Ло.

   ...Вот так и познакомился Михаил Лымарь с малайской партизанкой Паримой.

   Как выяснилось позже, Парима в тот день возвращалась из дальней

разведки.

   Лымаря она встретила невдалеке от партизанской базы, но повести его

туда побоялась и решила добраться до ближайшего селения. Ночь настала

неожиданно быстро, вот и пришлось им заночевать в "римбе".

   Парима в прошлом была "ми-цай". Так называют в Малайе девочек,

проданных обнищавшими родителями для услужения в богатые семьи. Ей

повезло: она не претерпела горькой участи всех "ми-цай", достигающих

девичьего возраста. Ее хозяин сбежал, когда началась война с Японией, и с

того времени Парима выполняла в партизанском отряде ответственную и

опасную работу разведчицы.

   Именно Парима и стала для Лымаря проводником, переводчиком, ближайшим

другом. А когда выяснилось, что в связи с объявлением в Сингапуре осадного

положения пробраться туда нельзя, она предложила Михаилу наладить

радиосвязь в партизанском отряде.

   Милая, хорошая девушка!

   Лишь теперь Михаил понял, что не там, не под стенами Гринхауза, полюбил

он Париму. И не там, на тропке в "римбе". Это происходило день за днем,

постепенно, незаметно... И вот уже нет сил противиться чувствам... О, если

бы только Парима пришла сюда! Он подхватил бы ее на руки, зацеловал бы!..

   Он сидел, закрыв глаза, прислушивался к глухому говору дождя, не зная,

что уже давно на пороге его хижины, обхватив колени руками, сидит любимая

девушка и смотрит на него счастливым и печальным взглядом.

   - Ми-Ха-Ло... - Парима произнесла это так тихо, что сама еле услышала

за шумом дождя. - Ты на меня не сердишься, Ми-Ха-Ло?

   А ему казалось: мерещится.

   - Почему ты вздыхаешь, Ми-Ха-Ло?.. Ведь я не нарочно...

   Он открыл глаза. Заморгал растерянно. А затем, - куда и девалась

решительность! - подошел к девушке, сел рядом, спросил тихо:

   - Так ты не сердишься, что я тебя подбросил так высоко?

   Она посмотрела на него с удивлением:

   - Нет, нет! Это было чудесно!

   - Чудесно?! - Михаил вскочил сияющий, полный силы и счастья. - А еще

хочешь?

   - Хочу... - Парима доверчиво, как ребенок, протянула к нему руки. А он,

чувствуя, что способен сейчас гору сдвинуть с места, схватил девушку и

подбросил так, что ее локоть, ударившись о крышу, пробил пальмовые листья.

   Но это, вероятно, было не больно, так как Парима, упав в объятия

Лымаря, лишь радостно смеялась. И струя дождя, хлестнувшая их сквозь

образовавшееся в кровле отверстие, не была неприятной: Михаил покрепче

прижал к себе девушку, защищая ее собственным телом.