достало назвать себя администратором, так что без особых

затруднений я запустил коммуникационную программу и заставил

забибикать спутниковый модем.

Итак, коммуникационный канал установлен: через спутник на

наземный ретранслятор, а там и в обычную телефонную сеть.

Остается только набрать номер.

Я слышу длинные гудки. Неужто к дежурному как и на прошлой

смене завалилось трое бабенок из ближайшей заводской общаги?

Наконец звонки проникли в его мозг. Еще минута

прошла, пока его энцефалограмма оживилась, и саундбластеры

компьютера выдали хриплый заплетающийся голос:  "Девки...

ну, девки, не мешайте..."

Когда девки наконец унялись, я смог в трех

словах ввести нашего дежурного в курс дела. На четвертое слово

времени уже не хватило.

Харон уже подгребал к моему берегу, считая, что

поздновато для всякой суеты. "А кто будет расслабляться и думать

о вечности, Пушкин что ли?" -- подпускал ушлый паромщик.

Я чувствовал червяг, карабкающихся по шахтам, ползущих по

трубам и бегущих по коридорам с электрическими песнями.  Все

распластанные, низколобые, завистливые, зато с яркими

хватательными способностями. Они были вместе и заодно, что не

исключало подчинения и жертвования одних ради других. Они

гордились своей свирепостью, как генералы жирными звездами на

погонах.  Все они внимали Великой Выси, требующую не поклонения,

а только внимания и четкости на пути к сияющему кристаллу

владычества.

Червяги были особенно чутки к глубинным пульсам

"двуногих-теплых-влажных", к этим трепетаниям, говорящим о

слабости, страхе, разладе...

В револьвере два последних патрона, вот и весь боезапас.

Одна гранате по счастью завалялась в кармане. Плазменный резак я

еще в коридоре обронил, когда кувыркался.

Настроение стало кислым, ни одна ведь сволочь не успеет придти

на помощь. А после того, как мне каюк, другим "теплым-влажным"

тоже недолго радоваться, недолго пьянствовать и курить дурь,

недолго валяться с бабами и баловаться на компьютерах. Нам

нечего противопоставить этой силище, явившейся из выгребных ям.

Никак не пригодятся нам революции, индустриализации и

электрофикации.  На хрен все эти танки, истребители, компьютерные

системы наведения, рентгеновские лазеры. Чем все это лучше пушки

из говна?  Цивилизация цивилизацией, а Файнберг, Веселкин,

Воеводов, Ромишевский, я, и все прочие -- мы остаемся наедине с

новым венцом природы, который желает стать венцом на наших

могилках. А может, цивилизация вовсе не для нас.  Мы только

лепим кувшин, а хлебать из него будут другие.

Я чувствую червяг совсем рядом, я марширую вместе с ними --

я подползаю по коридору, пробираюсь по вентиляционным ходам,

просачиваюсь по щелям в перекрытиях и стенах.

Сейчас на НАШЕМ пути стоит один "теплый-влажный". Пульс его

тверд и груб, как комья земли, чуть уйдет вбок -- и неотличим от

шума тьмы.  Но скоро-скоро кто был плохой, тот станет совсем

хороший.  Нет ничего вкуснее сильного врага!

Нет ничего вкуснее меня. Тьфу, зараза. Еще не хватало перед

смертью стать шизофреником.

И я вижу, как бегут уже трещины в потолке, сыплется штукатурка.

У меня взмокли даже брови. Я как-то уже

отрешенно стал разглядывать окрестности и вовремя заметил два

довольно пузатых баллона, в застекленном шкафу стоят: с хлором

первый, а второй с неизвестной дрянью.