Отсутствие нагромождения человеческих несчастий не  давало вере  в  предстоящий

конец  всей  человеческой  эпохи  разрастись  и   тем  превратиться  в  горькую

неизбежность,  ощущаемую разумом  и  сердцем.  Был  обычный вечер,  за  которым

обязательность утра казалась незыблемо неизбежной. Все воспринималось страшным,

но увлекательным приключением. Попытка заглянуть за таинственную черту давалась

сразу всем,  и  оттого предстоящее не  вызывало в  Кононыкине животного страха.

Страшно  уходить  одному,  каждый  из  живущих  верит  в  бессмертие остального

человечества, поэтому обещанное светопреставление скорее воспринималось началом

чего-то странного, и было немного обидно, что там, впереди, существует такая же

канцелярская  скука   рассмотрения  письменных   свидетельств  о   человеческой

порочности.

     В  бархатной тьме  небес  что-то  незримо  зашуршало.  Шорохи  появились с

востока,  пронеслись над головой Ко-ноныкина и стихли на западе. Потом накатила

еще одна волна, за ней еще и еще...

     "Вот и саранча, - отрешенно подумал Кононыкин. -

     Самое время для Всадников и Ангелов".

     В  номере  Дома  колхозника  горел  ночник.   На  своей  постели  негромко

похрапывал  священник-уфолог  Николай,  но  храп  его  медленно  и  неотвратимо

усиливался.  Ворожейкин сидел на  стуле и  смотрел в  окно.  Лицо  у  него было

печальным.

     - Не спите? - Кононыкин принялся раздеваться.

     - А как можно спать,  Дмитрий?  -  спросил Ворожейкин.  - Как можно спать,

если осталось всего два дня?

     - Можно подумать,  ваша  бессонница что-то  изменит.  -  Кононыкин сел  на

постель, взбил подушку.

     - Как вы можете?  -  укоризненно сказал Ворожейкин. - Как вы можете, Дима?

Все  человечество должно стоять сейчас на  коленях и  просить у  Него прощения!

Может быть,  еще не поздно,  может,  он еще простит нас!  А мы так глупо тратим

оставшееся время!

     Кононыкин встал,  подошел к столу,  взял графин и долгими гулкими глотками

принялся пить воду. Поставил графин, подошел к окну.

     - Успокойтесь,  Никанор Гервасьевич,  - сказал он. - Бесполезно суетиться.

Мы  сейчас вроде жука,  которого энтомолог уже наколол на свою булавку.  Просто

представьте себе,  что вы в камере смертников.  И вот приходят для того,  чтобы

привести приговор в  исполнение.  Думаете,  если вы станете биться в  истерике,

молить о пощаде, хватать своих будущих палачей за сапоги, это поможет?

     Ворожейкин вздохнул.

     - Вы считаете, что уже ничего не поможет?

     - Не  знаю,  -  ответил Дмитрий.  -  Просто мне  кажется,  что люди должны

сохранять свое  достоинство.  Только сохранением человеческих качеств мы  можем

Его убедить,  что достойны жить на Земле.  Они посидели у окна.  Вместо тьмы за

окном царил странный полумрак.

     Над Россошками катились шуршащие волны.