Мало-по-малу провизия наша стала приходить к концу и мы отправились на прежнюю стоянку, чтобы сделать новый запас всего. Целый день употребили мы на это, и вернулись домой к ночи усталые и голодные. Пока Джонни нес большую часть провизии в дом, я взял хлеб, несколько ломтей ветчины и кофейник на берег, положил все это около дерева, зажег костер и пошел назад к лодке, чтобы достать вертел. В это время я услышал крик Джонни и, посмотрев в ту сторону, увидел, что мой огонь быстро охватил все вокруг него.

Джонни стоял на другой стороне и чтобы дойти до озера, он должен был пробежать через огонь; и так стояли мы, безпомощные и наблюдали за опустошением.

Почва в этом месте была густо усыпана сосновыми иглами и огонь, дойдя до них, разгорелся, как от пороха, и чудно было видеть, с какою, бешеною скоростью огонь распространялся! Мой кофейник уже не существовал, а с ним погибли и другия вещи. В течение полутора минут огонь охватил сухие, густо-поросшие кусты в шесть или семь футов вышины и тогда рев, шум и треск были что-то ужасны. Жара принудила нас удалиться к лодке и там, очарованные зрелищем, стояли мы не шевелясь и восхищались.

Через полчаса все перед нами кружилось в буре огня! Огонь взбирался быстро вверх по соседним хребтам, переходил через них, куда-то пропадал с тем, чтобы снова показаться на верхушках отдаленных гор, чудно освещая окрестность, снова исчезал и снова появлялся, распространяясь и поднимаясь все выше и выше по склонам гор, пробегал по волнам, по узким проходам и по пути охватывал все, что глаз мог видеть. Вдали по ту сторону озера, скалы и утесы, освещенные ярким заревом, окрашивали небо багровым цветом и наполняли картину ада!

Каждый штрих этой картины отражался в блестящей поверхности озера! И обе картины были превосходны, обе великолепны; но та, отражавшаяся в воде, была как-то лучше, и невольно очаровывала глаз. Мы сидели четыре долгих часа недвижимы, поглощенные этим зрелищем, забыли про ужин, забыли про усталость. Но в одиннадцать часов пламя перешло за предел нашего зрения и опять повсюду водворилась темнота.

Голод стал нас донимать, но нам нечего было есть. Провизия, без сомнения, была вся сжарена, но мы не решались идти за ней. И вот опять мы стали бездомными скитальцами без собственности. Наша ограда пропала, наш дом сгорел и никакой страховой премии! Наш сосновый лес был спален, сухия деревья сгорели и целыя акры кустарника (manzanita) стерты с лица земли. Плэды, к счастию, лежали на наших обычных песчаных постелях, так что мы пошли и легли спать. На следующее утро мы опять поехали на старую стоянку, но, отехав довольно далеко от берега, нас застала такая страшная гроза, что мы боялись причалить к берегу. Я стал быстро вычерпывать воду, а Джонни приналег на весла, и мы достигли местности на три или четыре мили выше стоянки. Гроза увеличивалась и было ясно, что лучше причалить лодку к какому-нибудь берегу, чем рисковать очутиться в стосаженной глубине. Мы тронулись, преследуемые грозными пенистыми волнами, я сел к парусам и стал направлять лодку к берегу; как только нос лодки ударился о берег, волна, хлынув за борт, смыла все находившееся на ней и тем избавила нас от лишняго труда. Целый день мы находились под страхом падения какой-нибудь глыбы, а всю ночь мерзли от холода. Утром гроза прекратилась, и мы, не теряя времени, стали грести по направлению стоянки. Мы так были голодны, что сели весь остаток провизии бригады и поехали обратно в Карсон, чтобы сообщить ей об этом и извиниться перед нею. Было условлено заплатить ей все убытки.

После того мы еще несколько раз совершали поездки по озеру и часто подвергались опасностям и разным приключениям, о которых в никакой истории не найдется описания.

ГЛАВА XXIV

Я решил приобрести верховую лошадь. Нигде не видел я такой лихой и отчаянной езды, не считая цирка, как у этих живописно задрапированных мексиканцев, калифорнийцев и американцев, которые каждый день скакали по улицам Карсона.