Изменить размер шрифта - +
Мы сначала долго шли по гладкому уровню, потом стали старательно подниматься на гору, кажется, в тысячу миль вышины, остановились и посмотрели вокруг. Никакого озера не видать. Мы спустились с горы по другой стороне ея, прошли через долины и снова стали подниматься на гору, которая на этот раз имела, кажется, около трех или четырех тысяч миль высоты, остановились и снова посмотрели вокруг; однако, никакое озеро не виднелось. Мы сели усталые, измученные, все в поту и раздосадованные, поручили двум встречным торговцам передать проклятие людям, которые так нас надули. Отдохнув и освежившись, мы снова пошли в путь с большею энергией и решимостью; так прошли мы еще около двух или трех часов и вдруг неожиданно озеро предстало перед нами — прелестная синяя вода — на шесть тысяч триста футов выше уровня моря и со всех сторон окруженное горами со снежными вершинами, на три тысячи фут вышиною. Оно имело обширную овальную поверхность, и в окружности, надо полагать, около восьмидесяти или ста миль. Оно лежало в тени гор, которыя картинно отражались в воде, и мне казалось, что лучше и прелестней местности не существовало на всем земном шаре.

Мы нашли небольшую лодку, принадлежащую бригаде и, не теряя времени, уселись в нее и поплыли по глубоким водам к месту их стоянки. Джонни греб, а я управлял рулем, но не думайте, что я это сделал от лени или боязни, нет, но меня тошнит, когда я еду спиною.

Проплыв три мили, мы к вечеру причалили к месту, вышли на берег усталые и с волчьим аппетитом. В известном «тайнике», между скалами, нашли мы всю провизию и необходимую кухонную посуду, и тогда, несмотря на мою усталость, я сел на глыбу камня и стал наблюдать, пока Джонни собирал дрова и готовил ужин. Многие после такого утомления нуждались бы в отдыхе.

Ужин был прелестный — горячий хлеб, жаренная свинина и черный кофе. Тишина и уединение — восхитительны. В трех милях был пильный завод и на нем работники; но едва ли во всей окружности озера можно было найти еще других людей. Когда наступили сумерки и звезды заблестели, подобно алмазам, мы закурили и задумались; среди этой величественной тишины забыли все свои горя и невзгоды. В определенное время мы разложили наши плэды на теплый еще песок, между двумя глыбами скал, и улеглись спать, не обращая внимания на муравьев, которые безцеремонно ползли по нас, по одежде, желая вероятно, нас и все остальное хорошенько изследовать. Мы спали крепким, непробудным сном, честно заработанным, и если имели какия-нибудь погрешности на душе, то в эту ночь за них бы не ответили. Ветер поднялся в то время, когда мы стали засыпать и плеск воды о берег усыплял нас еще сильнее. Ночью, на берегу этого озера, обыкновенно очень холодно, но у нас было достаточно покрывал с собою и нам было тепло. Мы как легли, так и проснулись, в одном и том же положении; проснулись рано, живо вскочили свежие и бодрые, позабыв вчерашнюю усталость и чувствуя себя полными веселости и резвости.

Вот где и при каких условиях можно возстановить здоровье. В это утро мы легко могли бы побороть десять таких личностей, какими мы были вчера — слабых, во всяком случае. Но свет так не восприимчив и так тяжел на подем, что предпочитает разные «курорты» и поездки за-границу здоровью. Три месяца свободной жизни на озере Тахо возстановили и вернули бы египетской мумии ея прежния силы и дали бы ей аппетит алигатора. Я, конечно, не говорю о самых древних и изсохших мумиях, а о теперешних, свежайших. Воздух на вышине чист и прозрачен, укрепляющий и восхитительный. И зачем ему таковым не быть? Он тот же, которым дышать и ангелы. Я полагаю, что нет такой усталости, которая, после первой ночи отдохновения на песке в этой местности, не прошла бы безследно; не под кровлею, но под открытым небом; летом дождь тут большая редкость. Я знавал человека, который отправился туда умереть, но сильно ошибся. Когда он туда явился, то был похож на скелета и едва мог стоять на ногах, аппетита не было никакого и он ничего не делал, как только читал сочинения и размышления о будущей жизни.

Быстрый переход