— Чт-о чт-о-то ползет по моей шее!

По временам слышалось легкое движение и глухой голос «ох, Создатель!», и тогда снова вы понимали, что кто-нибудь от чего-нибудь удалялся и что это что-нибудь было принято им за тарантула. И вдруг из угла послышался отчаянный и дикий крик:

— Вот он, вот он! (тишина, и вероятно, перемена положений). Я схватил его!

— Нет, это он схватил меня, ох, это ужасно! Разве никто не решится принесть фонарь?

Фонарь показался как раз в ту минуту и с ним явилась и мистрисс О'Фланниган, которая безпокоилась и желала знать повреждения, нанесенныя крышей; не дожидаясь более удобнаго времени, она встала с постели, зажгла фонарь, чтоб посмотреть, стих ли ветер, и пошла наверх.

Когда фонарь осветил комнату, картина в ней была замечательно живописна и могла бы многим показаться смешною, но только не нам, хотя мы все презабавно сидели на сундуках, на чемоданах, на кроватях и к тому же в таких странных одеяниях, но были так серьезно напуганы и так несчастны, что в этом не видели ничего смешного и ни у кого не виднелась насмешливая улыбка. Я знаю, что я не в силах был бы испытать мучения больше, нежели тогда, в эти несколько минут, в темноте и недоумении, окруженный этими ползущими кровожадными тарантулами. Я прыгал с кровати на кровать, с сундука на сундук, обливаясь холодным потом, и каждый раз, как что-нибудь попадалось мне под руку, я воображал ощупывать их клешни. Я предпочел бы сейчас идти на войну, чем вторично пережить это происшествие. Все остались, однако жь, невредимы. Тот, кто кричал, что тарантул «схватил его», ошибся — он пальцем попал в щель одного из сундуков. Тарантулы пропали и ни одного из них никогда не было видно; их было от десяти до двенадцати штук. Мы взяли свечки и стали делать осмотр, смотрели и вверху и внизу, но все напрасно. Никто из нас, конечно, не решился лечь в постель, нет, никакия деньги и те не убедили бы нас это сделать. Мы провели остаток ночи, играя в карты, и вместе с тем зорко наблюдали за появлением неприятеля.

ГЛАВА XXII

Это было в конце августа; небо было ясное, безоблачное и и погода восхитительная. Через две или три недели я настолько чувствовал себя очарованным этим любопытным и новым краем, что решил отложить на время свое намерение вернуться в «Штаты». Я скоро привык носить шляпу с широкими, опущенными полями, голубую шерстяную блузу, панталоны засовывать в сапоги и радовался избавиться от сюртука, жилета и подтяжек.

Я чувствовал себя в буйном и «задорном» настроении (как говорит историк Джозефус в его прекрасной главе о разорении Темиля). Мне казалось, ничего не могло быть более поэтичным и прекрасным. Я сделался государственным чиновником, но это было только для виду. Служба моя была в роде синекуры. У меня не было никаких определенных обязанностей и не получал я никакого жалованья. Я был личным секретарем его величества г-на секретаря, и дел было пока немного, так что двоим делать было нечего, и потому Джонни К. и я посвятили все свое время удовольствиям. Он был младший сын набоба из Огио и находился здесь для отдыха и развлечения, которыми пользовался с наслаждением.

Мы много слышали о дивной красоте озера Тахо (Lake Tahoe) и решили отправиться посмотреть его. Трое или четверо из бригады, работая там, определили в этом крае лесистую местность на берегу озера и оставили там во время стоянки большое количество провианта и необходимой утвари. Долго не думая, мы связали в ремень несколько плэдов, закинули их за спину, взяли каждый по топору и двинулись. Мы намеревались завладеть местом в лесу, поселиться и на нем разбогатеть. Мы шли пешком, но читатель, вероятно, найдет, что лучше было бы верхом. Нам сказали, что озеро находится в 11-ти милях от города. Мы сначала долго шли по гладкому уровню, потом стали старательно подниматься на гору, кажется, в тысячу миль вышины, остановились и посмотрели вокруг.