Мы были на северном берегу озера. Тут отражающияся в воде скалы кажутся то серыми, то белыми, что зависит от дивной прозрачности воды, которая придает этой части озера большую привлекательность. Мы обыкновенно отталкивали нашу лодку приблизительно на сто ярдов от берега и, бросив весла, сами ложились на дно, на припеке солнца, оставляя ее плыть часами по направлению ветра. Мы редко разговаривали: это могло только прервать блаженный покой и мешать нашим грезам, навеянным прелестной тишиною и приятною праздностью. Весь берег вдоль был изрезан глубокими заливами и бухтами с узкими песчаными берегами; и где песок кончался, там, прямо вверх, в воздушное пространство поднимались крутые склоны гор, поднимались, как громадныя стены, чуть-чуть наклонно, и поросшия густым лесом высоких сосен.

Так необыкновенно прозрачна была вода, что, где глубина ея была двадцать или тридцать футов, дно было так ясно видно, что лодка, казалось, плыла по воздуху! Да, даже там, где глубина была восемьдесят футов. Маленькие камешки виднелись отчетливо, каждое пятнышко форели и каждая песчинка не пропадала от глаз. Часто, лежа в лодке, вниз лицом над водою, любуешься отражающейся природою и вдруг видишь, как каменная глыба, величиною в сельскую церковь, как бы поднимаясь со дна, быстро стремилась к поверхности воды и, подвигаясь, грозила уже тронуть наши лица, тогда невольно схватывали мы весло, желая этим отстранить кажущуюся опасность. Но лодка продолжала плыть, а глыба спускалась снова, и тогда мы могли заметить, что когда мы были как раз над нею, то и тогда она была на двадцать или на тридцать футов ниже поверхности. Внизу, сквозь эту светлую глубину, вода была не только прозрачна, но блестяще и ослепительно прозрачна. Все предметы, видимые сквозь нее, были живы, светлы и ясны, не только очертаниями, но и малейшими подробностями своими, и которыя ускользали, виденныя сквозь такой же обем атмосферы. Так воздушно и пусто казалось водяное пространство под нами и так сильно было воображение, что плывешь высоко над пустотою, что прозвали эти экскурсии «путешествиями на воздушном шаре».

Мы много удили, но не вылавливали и одной рыбы в неделю. Мы видели форели, весело плавающими в пустоте под нами или спящими в массе, на дне, но они почему-то не шли на удочку, вероятно, сквозь воду видели лесу. Мы часто намечали форель, какая нам хотелась, и осторожно спускали в глубину, в восемьдесят футов, к самому носу ея приманку, но рыба только стряхивала ее с носа с видимой досадой и меняла свое положение.

Мы по временам купались, вода, несмотря на жгучее солнце, была холодна. Иногда мы мили на две отплывали от берега к «синей воде», тут вода была синяя, как индиго, что зависело от безконечной глубины того места. По оффициальным сведениям, в самом центре озеро это имеет тысячу пятьсот двадцать пять футов глубины! Иногда, предаваясь лени, после полудня, мы валялись по песку, курили трубку и читали какой-нибудь старый роман. Вечером, у разведеннаго костра, мы играли в экарте или в другую какую, игру для укрепления духа, и играли такими грязными и рваными картами, что только знакомство с ними в течение целаго лета могло приучить распознавать их и не смешивать туза червоннаго с валетом бубновым.

Мы никогда не спали в нашем «доме» и почти в нем не нуждались; мы сделали эту постройку лишь для того, чтобы удержать землю за собою, и этого было достаточно. Мы боялись нечаянно ее разорить.

Мало-по-малу провизия наша стала приходить к концу и мы отправились на прежнюю стоянку, чтобы сделать новый запас всего.