Была минута, когда, сойдя с коней, мы, нагнувшись, тревожно надеялись найти след дороги. Но напрасный труд; очевидно, если с высоты коней нельзя было различить никаких углублений и неровностей, то, что можно было видеть, нагнувшись так близко.

ГЛАВА XXXII

Нам казалось, что мы ступаем по дороге, но это еще никем не было доказано. Мы ходили взад и вперед по разным направлениям; везде видели правильные снеговые бугры и правильныя аллеи между ними, которыя только путали нас, потому что каждый полагал стоять на настоящей дороге, а что другой ошибался. Одним словом, положение было отчаянное. Нам было холодно и мы коченели, а лошади сильно утомлены. Решено было зажечь костер из шалфейных кустов и просидеть до утра. Это было умно придумано, потому что верхами мы удалялись в сторону от прямой дороги и при такой мятели, длись она еще один день, положение могло сделаться безвыходным.

Все согласны были зажечь костер, у котораго могли бы погреться, и вот стали мы его устраивать, но, чтобы зажечь, ни у кого не оказалось спичек, тогда решили попробовать воспламенить хворост пистолетными выстрелами. Никто из нас никогда этого не делал прежде, но никто и не сомневался, что оно возможно и без особых хлопот, потому что каждый читал об этом в книгах и, понятно, верил слепо, как многое другое, например, что заблудившийся охотник добыл огонь посредством трения друг о друга двух гнилых деревяшек.

Мы встали на колени в глубокий снег, теснясь один к другому, а лошади, собравшись вместе, нагнули свои добрыя морды над нами; пока мы продолжали заниматься нашей важной работой, снег неслышно падал и превращал нас в группу белых статуй. Мы наломали прутьев с кустов, положили их в кучу на маленьком месте, расчищенном нами, и минут через десять все было готово; бросив разговаривать, едва переводя дыхание, мы тревожно ожидали успеха от этого опыта; Олендорф взял револьвер, выстрелил и сдул прочь всю кучу! Худшей неудачи трудно было ожидать.

Это было горе; но оно бледнело перед другим ужасом, — лошади наши исчезли! Мне было поручено держать их за поводья, но, вероятно, поглощенный пистолетным опытом, я безсознательно упустил поводья, и освобожденныя животныя ушли. Разыскивать их было невозможно, так как топот копыт пропадал на мягком снегу, а мятель мешала увидеть лошадей и в двух ярдах разстояния. Мы бросили думать их искать и проклинали книги, лживо говорящия, что лошадь в бедственую минуту будет стоять смирно около хозяина, чуя найти покровительство и защиту у него.

И прежде положение наше было довольно плачевное, но теперь мы чувствовали себя совсем одинокими. Терпеливо и с сомнительною надеждою наломали мы снова хворосту и собрали его в кучу. Пруссак опять выстрелил и этот раз окончательно все уничтожил. Одним словом, добыть огонь через пистолетный выстрел, вероятно, было искусство, требующее продолжительной практики и опыта, а глухая степь, полночь и мятель не способствовали развитию этого познания. Решено было бросить этот способ и испробовать другой. Каждый взял по две деревяшки и стал их тереть друг о друга, терли в продолжение полчаса и кончилось тем, что мы сами охолодели и деревяшки тоже. Мы глубоко ненавидели всех охотников и все книги, которыя вводили нас в такия заблуждения, и печально недоумевали, что нам предпринять. В такую критическую минуту мистер Баллу совсем неожиданно выудил у себя из кармана, между прочим сором, четыре спички. Если бы найдено было четыре золотые прутика, то они показались бы ничтожными в сравнении со спичками. Никто не может понять, как приятно смотреть на спичку при таких обстоятельствах, как мила и прелестна кажется она. Этот раз мы набрали сучья, полные надежды, и когда мистер Баллу собрался зажечь первую спичку, то все наше внимание сосредоточилось на нем, так что несколько страниц было бы мало, чтобы описать наше настроение.